Монах ничего не ответил и почему-то выглядел шокированным.
Сунь Укун вернулся быстро, как и обещал, хотя пешком и через дверь. За собой он тащил упирающуюся дочь печника, а сам печник бежал чуть поодаль и причитал:
— Да что же это такое делается, люди добрые! Куда катится Город? Посреди бела дня дочь уводят!
На расстоянии метров пяти за печником следовала небольшая толпа. Когда печник вбежал следом за обезьяной и девушкой внутрь, толпа, немного поколебавшись, осталась снаружи, ждать развязки под дверью.
— Укун! — шокированно воскликнул Сюаньцзан. — Что же ты… это ж… зачем же…
— Вот-вот! — печник был на грани слез. — Честную девушку хватают и волокут непонятно куда. То есть, уже понятно куда, но непонятно, кто и зачем! Как же она после этого сможет людям в глаза смотреть! Опорочили мне дочку!
— Учитель, не спешите с выводами! Это вовсе не дочь печника! Я-то вижу ее истинную суть. Это вообще не человек, а оборотень!
— Да что ты несешь, глупая обезьяна! — в один голос сказали печник и монах. Даже интонация у них вышла одинаковая.
— Сейчас я вам докажу! — Сунь Укун вытащил из уха посох, и тот начал послушно расти.
Совершенно ясно было, что доказывать Сунь Укун собирается именно им.
— Подожди, подожди! — теперь к хору монаха и печника присоединился и Мазай.
— Чего ждать-то? Дам ей посохом по башке, она и покажет настоящую форму. Посмертно!
— Я не допущу! — печник испуганно замахал руками.
Монах тоже открыл было рот, но было поздно — нетерпеливая обезьяна ловко размахнулась, девушка закричала, печник охнул и схватился за сердце, Мазай просто охнул. И тут случилось две неожиданные вещи. Во-первых, Сунь Укун девушку так и не ударил. В сантиметре от ее головы посох замер. Во-вторых, дочка печника вдруг съежилась и как-то вся иссохлась. До такой степени иссохлась, что с нее свалилось платье, и дочка осталась стоять в исподнем. Она жутко побледнела, что не было удивительным. Что удивляло, так это то, что она вдруг стала какой-то пушистой. К тому же, уши у нее вытянулись на четверть метра, не меньше.
Все застыли, открыв рты. Один Сунь Укун победно улыбался.
— Я же говорил! Это оборотень! Кролик-оборотень!
— Я не кролик, — пропищало белое и пушистое. — Я заяц.
— Ну, рассказывай, — предложил Сунь Укун, предусмотрительно не убирая посох, — как ты докатился до жизни такой. И куда дел настоящую дочку!
Заяц оглядел людей, испустил вздох, полный раскаяния, и сказал:
— Вам лучше присесть. Это долго.
