Потом пришла апатия. Она ходила, как робот, и только болезненно вздрагивала, когда Килш зло смотрел на нее или огрызался. Она делала все на автомате, а его истории не слушала — они были слишком красивыми и заставляли ее плакать. Килш не мог понять, что с ней происходит, он не знал, как теперь себя вести. Впрочем, как себя вести, он никогда не знал. Айрис с фаталистической покорностью понимала, что не сможет уйти от него — ее как магнитом притянет обратно. Поэтому она не уходила, но и не приближалась, закрыв душу на замок. Он всегда был рядом, это облегчало боль, хотя близость была недостаточной для того, чтобы хоть на секунду утолить голод полностью.
Все с тем же фатализмом она понимала, что так жить она не сможет, что в этом нет смысла.
Поэтому через два месяца она накопила достаточно сил, чтобы перерезать себе вены. Как это сделать правильно, она не вполне представляла. Кажется, нужно было лечь в горячую воду и резать не поперек запястий, а вдоль. Целых две недели она по ночам ходила принимать ванну, чтобы Килш, который спал очень чутко, ничего не заподозрил и не спас ее снова. А потом она сделала это, сделала с робкой надеждой наконец-то уйти навсегда.
Он все же понял, что что-то не так, и вытащил ее из воды, но как остановить кровь, не знал. Он в конце концов даже позвал идиотов-соседей, но было уже поздно — Айрис умерла. Когда пришел спешно вызванный Алхимик, он уже не смог вернуть ее душу.
Айрис оказалась в странном месте. Ее окружал смутно различимый пейзаж. Какие-то колеблющиеся призрачные очертания полей и гор, еле видные реки и овраги. Она летала в бесконечных поисках, воя от жажды и голода. Тысячи таких же, как она, кружили вокруг. Эти бесплотные существа метались, не в силах найти в призрачном мире то, к чему стремились, но остановиться не могли, терзаемые жестоким голодом. Иногда одно из существ задевало ее, и она видела чужие страдания и грезы. Кто-то из них жаждал еды, кто-то искал потерянного любовника, совсем как она сама. Некоторые хотели денег и власти, хотя что бы они с ними делали в этом мире, было не ясно. Некоторые жаждали таких вещей, о которых она не имела ни малейшего понятия. Все они стонали и кричали от непереносимых мук, не в силах утолить свою страсть, найти объект вожделения, но и не в силах перестать искать.
Прошло бесконечно много времени. Она уже почти и не помнила, что была когда-то человеком, она забыла слова и свое имя, но не перестала искать некий смутный образ, без которого ее терзали муки. Казалось, стоит обрести эту вещь, и все будет в порядке.
