— Как я? Не нужно так шутить. Я же твоя мать!
Мама делает вид, что сердится. По правде говоря, вместо «очаровательная» я хотел сказать «чувственная». В молодости мама привлекала внимание мужчин своей женственностью: у нее были длинные волосы, высокая грудь, тонкая талия. Кроме того, на ее лице, не принадлежавшем ни к какой национальности, всегда было задумчивое выражение. Она не походила ни на одну из женщин, которых я знал.
— А как ее звали? — поинтересовалась мама.
— Кого? — растерянно спрашиваю я.
— Твою подружку, конечно!
— Юкико. Ее звали Юкико, — отвечаю я, поколебавшись с минуту.
— Юкико? — повторяет мама.
— Ее фамилия — Хорибе. Помнишь их семью?
Мама смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
— Ты имеешь в виду наших соседей в… — говорит она, так и не закончив начатой фразы.
— Да, в квартале Урагами, в Нагасаки, — подхватываю я. — Отец Юкико погиб при взрыве атомной бомбы. Потом Юкико с матерью вернулись в Токио, так ведь?
Мама не отвечает. Я продолжаю, улыбаясь:
— Ты, наверное, удивлена, мама. Да, я был влюблен в дочку наших соседей.
Мама по-прежнему молчит, уставившись в одну точку. Потом она спрашивает:
— Где сейчас Юкико?
— Не знаю. Ее бабушка с дедушкой говорили, что она вышла замуж и уехала из Японии.
— Бабушка с дедушкой? То есть родители ее матери?
— Нет. Родители отца, господина Хорибе.
— Как ты с ними познакомился?
— Незадолго до моего отъезда в Токио папа дал мне их адрес и сказал, чтобы я зашел их проведать. Разве ты забыла, в университете папа с господином Хорибе были приятелями? Родители господина Хорибе хорошо помнили папу и с радостью приняли меня. Разумеется, я не сказал им, что встречался с Юкико.
Мама не проронила ни слова. Я продолжил:
— От них я узнал, что мать Юкико скончалась от лейкемии: во время атомного взрыва она подверглась сильной радиации.
— Госпожа Хорибе умерла… — произнесла мама слабым голосом.
— Да, — отвечаю я. — Если бы я приехал в Токио тремя месяцами раньше, я бы застал там Юкико.
— После этого ты еще виделся с ее бабушкой и дедушкой? — спрашивает мама.
— Да, но всего лишь два раза.
И я продолжаю рассказывать о родителях ее отца. Они говорили, что Юкико ни разу не приезжала в Японию навестить их и даже не писала писем.
— Мне это и вправду показалось странным… — добавляю я.
Но мама не слушает. Прикрыв глаза, она задремала.
Выхожу из спальни, захватив с собой поднос, чтобы разогреть еду.
* * *
Иду к себе в комнату, где я обычно читаю. Все стены в книжных полках. Среди научных книг выделяются три: «Манифест коммунистической партии», «Капитал» и «Гражданская война во Франции». Достаю эту последнюю и открываю наугад. Между страницами — две фотографии Юкико, пожелтевшие от времени. И еще клочок бумаги, на котором написан ее заграничный адрес. Бумага тоже пожелтела, а в местах сгиба и вовсе почти порвалась. Я сажусь за стол и раскладываю фотографии перед собой.
