Предложение заманчивое. Ненавижу ходить на завод.
— Спасибо, вы так любезны, — благодарит его мама. — А я завтра собираюсь в деревню с госпожой Хорибе. Она обещала познакомить меня с людьми, которые смогут купить мою европейскую одежду.
На следующее утро, в девять часов, мы с господином М. приезжаем в университетскую больницу. В библиотеке он дает мне список книг. Я ищу их, пока он разговаривает с одним из врачей. Несколько книг я нахожу сразу. Господин М. просматривает их, время от времени делая записи.
К одиннадцати он заканчивает. Мы выходим из библиотеки и идем к бетонному зданию напротив. Господин М. объясняет, что ему нужно еще раз переговорить с врачом, прежде чем возвращаться обратно. На ходу он здоровается с медсестрами, которые идут навстречу. Они улыбаются.
Наконец мы входим в кабинет врача. Врач стоит у окна, и вдруг в небе на мгновение вспыхивает ослепительный сгусток света. Раздается грохот. Взрыв бомбы! Из коридора доносятся крики медсестер. Мы тут же ложимся на пол. «Не двигайся, Юкио!» — приказывает господин М. От взрыва вылетели оконные стекла. Врач исчез. Со всех сторон на нас сыплются осколки, падают книги, стулья подпрыгивают на полу. Я смотрю вокруг, затаив дыхание. Наверное, я сейчас умру. Небо за окнами темнеет. Потом наступает зловещая тишина…
II
Тук-тук-тук… Жена режет овощи. Я бреюсь перед зеркалом. Лоб в морщинах. Волосы почти седые. Под глазами темные круги. В молодости кто-то говорил мне, что у меня такие же грустные и задумчивые глаза, как у мамы. Кто это говорил? Не шевелясь, рассматриваю свое отражение. Бритва застыла в воздухе. Время остановилось.
Мы с мамой идем в церковь, я на несколько шагов позади. Передо мной колышется мамина широкая юбка — в такт ее шагов — и струятся длинные черные волосы. Цветут гортензии. Дождь барабанит по зонтику из промасленной бумаги. Улитки. Незнакомый человек с черной бородой. И далекий силуэт девочки, которая уходит по парковой дорожке со своим отцом. Между створками ракушки постукивает камешек.
Эти образы и детали настолько глубоко запечатлелись в моей памяти, что время не в силах их стереть.
«Где теперь моя сестра? — думаю я. — Где мой настоящий отец? Живы ли они?» Эти мысли возвращаются ко мне снова и снова. Но я уже не помню лиц сестры и отца. И до сих пор не знаю их имен. Только мама могла бы ответить на эти вопросы. Но она по-прежнему хранит молчание, хотя прошло тринадцать лет с тех пор, как умер человек, усыновивший меня.
