— Хорошо. Обещаю.
Возвращается мама. Мне пора уходить.
— До завтра! Пока!
Она со своим отцом выходит с другой стороны парка. Я иду вслед за мамой, прислушиваясь к стуку камешка внутри ракушки.
Вечером мама говорит мне:
— Завтра мы идем в церковь в последний раз.
Я спрашиваю:
— Можно мне потом поиграть в парке?
— Да, если будет хорошая погода… Послезавтра мы сядем на поезд и поедем в Нагасаки.
Слово «Нагасаки» кажется мне таким же волшебным, как «Камакура» — название места, куда господин Такагаши возил нас однажды.
На следующее утро начался ливень. Мне грустно. Я не смогу поиграть с ней в парке. Возможно, больше никогда не смогу. Мы с мамой идем в церковь. Дождь барабанит по зонтику из промасленной бумаги. Дрожат цветки гортензий, прибиваемые ливнем к земле. Уже через несколько шагов мои ботинки мокрые насквозь.
В церкви день проходит как обычно. Игры, обед, потом отдых с моими ровесниками. Тот мальчик по-прежнему прячет мои башмаки и отбирает десерт. Но после ужина, вместо того чтобы возвратиться домой, мы с мамой идем в кабинет Шинпу-самы. Пока она с ним разговаривает, я сижу в старом кресле и смотрю в окно. На улице моросит дождь. Думаю о ней. Потом вынимаю из сумки ракушку и тихонько трясу ее. Тук-тук-тук…
Шинпу-сама достает что-то из ящика стола. Потертая тряпичная сумка. Он кладет ее на стол. Мгновенье мама смотрит на сумку, не отрываясь. А потом говорит удивленно:
— Это же сумка моей мамы!
— Именно так.
— Что в ней?
— Дневник.
— Мамин дневник? Вы его читали?
— Нет, — отвечает Шинпу-сама. — Я не знаю того языка, на котором она писала.
Мама вытаскивает дневник из сумки. Перевернув несколько страниц, она принимается читать, склонив набок голову. Шинпу-сама подходит ко мне и берет меня на руки. Я дотрагиваюсь до его бороды.
— Юкио, ты очень послушный и терпеливый, — говорит он. — Всегда заботься о своей маме, как теперь.
— Да, я никогда не стану обижать женщин.
Он улыбнулся и крепко прижал меня к себе. Моя щека коснулась чего-то влажного. Я поднял голову: сверху на мое лицо капали слезы.
— Почему вы плачете? — спросил я, вытирая его слезы рукой. — Потому что мы скоро уезжаем?
Он покачал головой:
— Нет. Потому что я горжусь тобой. Ты вырастешь настоящим человеком.
Он снова прижал меня к себе.
— Юкио, подожди меня в передней, — просит мама. — Мне нужно поговорить с Шинпу-сама.
Шинпу-сама опускает меня на пол, и я выхожу из кабинета. Ищу свои ботинки, их нет ни в прихожей, ни в мусорном баке, ни за деревом, ни под перевернутым ведром. Босиком обхожу вокруг церкви.
