Лежа на спине, отец касался рукой ее бедра, а госпожа Такагаши повернулась лицом к стене. Его рука скользнула вверх, поглаживая ее поясницу. Я заметила, каким взглядом он на нее смотрел, — это был взгляд незнакомого мне человека.
Отец сказал:
— Твое тело прекрасное, нежное… Неужели ты не понимаешь, как мне тебя не хватало?
Она молчала. Потом наконец что-то ответила, но так тихо, что я ничего не услышала, кроме обрывков фраз: „…нехорошо… нельзя…“ Я приникла ухом к дощатому полу чердака. Так я могла разобрать ее слова.
— Почему ты не оставишь меня в покое? Мой муж давно усыновил Юкио. Он прекрасный отец, и Юкио его любит.
Он возразил:
— Но ведь его отец — я. И мне необходимо знать, что происходит с моим сыном. Я хочу оставаться рядом с ним, пока это возможно.
„Мой папа — отец Юкио? Значит, Юкио — сводный брат? Не может быть!“ Меня охватила дрожь, застучали даже зубы. Постепенно меня, словно волной, накрыло чувство, в котором слились смятение и гнев. Я готова была кричать. Изо всех сил я сжала кулаки, чтобы не пошевелиться и не выдать себя. Несмотря ни на что, я хотела знать правду. Нужно слушать дальше.
Госпожа Такагаши сказала:
— Сейчас моя семья — это Юкио и мой муж.
Руки отца ласкали ее тело. Он сказал, очень мягко:
— Что значит — сейчас? Ведь прошло два года. Подумай о нас, о нашей коже, руках, ногах. Мы подходим друг другу, мы единое целое, мы совершенны, когда соединяемся. Наши тела неразделимы. Несмотря на десять лет разлуки. У меня есть жена, у тебя — муж, но это ничего не меняет. Ты говоришь, что нехорошо продолжать эту связь, но я-то знаю: ты меня всегда ждешь, и я тебя тоже.
Он крепко обнял ее и поцеловал в затылок, поглаживая ее груди. Потом его рука медленно скользнула ей в промежность. Госпожа Такагаши тихо застонала, слегка приоткрыв рот. Ее веки были опущены. Когда отец коснулся губами низа ее живота, сжав ей груди ладонями, она закричала: „Не надо! Остановись!“ — и стиснула руками его виски. Он овладел ею.
Я больше не могла смотреть на них. Не шевелясь, я сидела в темноте, пока стоны не стихли.
С тех пор я перестала ходить в лес, я даже избегала смотреть на Юкио. Как ему сказать, что мы — брат и сестра, а наши родители спят друг с другом? Ни господин Такагаши, ни моя мама не догадывались о том, что происходит.
Я почти не выходила из своей комнаты и старалась ни с кем не разговаривать. То, что я узнала, оказалось выше моего понимания».
* * *
«Однажды вечером я шла вдоль берега реки. Я чувствовала, что ноги мои еле передвигаются. Присев на берегу, я заметила мальчика, который бросал в воду камешки: они ударялись о гладкую поверхность и отскакивали от нее. Я вспомнила игру, которой еще в детстве научил меня отец в Токио. Стоя на плотине, он показывал мне и тому мальчику, моему ровеснику, как нужно бросать плоские камешки. У мальчика получалось очень хорошо, а мои камешки всегда уходили под воду, но он надо мной не смеялся. Он собирал камни и делился со мной. Как-то раз я его спросила: „Где твой папа?“ Сейчас я уже не помню, что он ответил. Не помню ни его имени, ни лица.
