Республиканцы неотступно преследовали беглецов, истребляя и рассеивая отстающих; раненые, женщины и старики задерживали продвижение этого траурного шествия; младенцы, только что появившиеся на свет, оказались совершенно беззащитными перед жестокой непогодой — матерям нечем было укрыть их, а голод и холод лишь усиливали их мучения; животные, бредущие вместе с людьми, перекрывали своим мычанием завывания бури и временами, объятые непреодолимым страхом, врезались рогами в толпу, оставляя позади себя кровавые коридоры.
Здесь, в этой толчее, смешалось все — и классы и сословия; множество молодых женщин из самых знатных семей Вандеи, Анжу, Пуату и Бретани, последовавшие за своим братом, отцом или мужем, делили страдания с простыми крестьянками. Некоторые из этих смелых женщин, выказывая чудеса храбрости, прикрывали фланги процессии. Время от времени кто-нибудь из них кричал:
— В атаку, вандейки!
И, пробираясь среди придорожных зарослей, они по примеру мужчин перестреливались с солдатами республиканской армии.
Тем временем близилась ночь. Граф де Шантелен, забыв о себе, старался ободрить этих несчастных, спешил на помощь тем, кто увяз в грязи, и тем, у кого не осталось больше сил. Он спрашивал себя, прикроет ли темнота отступающих или позволит противнику скорее разделаться с ними. Сердце его обливалось кровью при виде стольких страданий, а на глаза наворачивались слезы; он никак не мог привыкнуть к этому ужасному зрелищу.
За десять месяцев войны перед его глазами прошло немало подобных картин. Услышав о восстании в Сен-Флорене, он покинул свой фамильный замок, жену, дочь — все, что любил, поспешив на защиту святой веры. Храбрый, преданный, несгибаемый, неизменно в первых рядах всех сражений королевской армии, один из тех, про кого генерал Бопюи[24] сказал: «Войска, которые победили таких французов, могут считать, что одержали победу над всеми народами Европы, объединившимися против них».
Однако даже разгром в битве при Савене не означал для него окончания борьбы. Он замыкал арьергард огромной колонны, подбадривал, торопил отстающих, отстреливаясь последними патронами и отгоняя ударами сабли слишком рьяных республиканцев. Но, несмотря ни на что, ряды его товарищей редели, и он слышал их предсмертные крики в ночи.
Всеми силами он стремился ускорить продвижение колонны.
— Ну, шевелитесь же, — кричал он мешкающим.
— Офицер, я больше не могу, — отвечали ему одни.
— Я умираю, — стонали другие.
