Ворчали все, и перед всеми Марданов извинялся, но особо внимательным он был к единственной среди пострадавших женщине, владелице подпорченных чулок, однако и пострадала она больше других; в этом Марданов убедился после того, как она предоставила ему такую возможность, сунув под нос ногу с чулком, - она поднесла ногу прямо к его лицу, благо и задирать ее пришлось не очень высоко, учитывая рост Марданова, и попросила полюбоваться плодами своей работы.
- Простите, пожалуйста, - сказал Марданов. - Я нечаянно... Она сама... Я не хотел...
Но женщину меньше всего интересовали объяснения и извинения Марданова, она резко повернулась к нему спиной и, невнятно бормоча ругательства, принялась оттирать чулок. Чрезмерная энергичность женщины, ее неинтеллигентность и даже хамоватость поубавили желание Марданова знакомиться с ней, но, справедливости ради, он должен был признать, что она довольно хороша собой, хотя и очень высока ростом.
Пока Марданов вытирал стол, выбрасывал в урну грязную бумагу, ходил за чистым бланком телеграммы, все, кто имел какое-то отношение к инциденту, а также многочисленные зрители разошлись. Только женщина (то она выглядела на все тридцать пять, то гораздо моложе) продолжала поплевывать на чулок и тереть его платком. Марданов переписывал телеграмму и краем уха прислушивался к ее воркотне.
- Понаехали отовсюду, - говорила она, впрочем уже без прежней злобы. - Ни умения, ни обхождения, ни совести, других и за людей не считают. Толкаются, цепляются. Ну, что теперь делать? Хоть выброси... С портфелями ходят...
С его места не было видно, как обстоит дело с чулком, но по тону женщины чувствовалось, что ей придется с ним распрощаться. Наконец она, видимо, потеряв надежду оттереть пятно, выпрямилась. На Марданова она и не посмотрела, поправила на голове меховую шапку и пошла, продолжая ворчать, к выходу.
На столе осталось письмо, которое она писала, когда опрокинулась тушь. Марданов, вытирая стол, переложил все листки, и ее и свои, в сторону, и поэтому она забыла о нем.
Догнал ее он уже на улице:
- Извините, вы забыли, - сказал Марданов. Она поблагодарила его, и в голосе ее совсем уже не было злости. Марданов пошел рядом с ней.
- Вы- извините меня, - говорил он, - так нехорошо получилось. Я вас прошу, позвольте мне купить... Это мой долг, я должен, так сказать, компенсировать... Это же не пустяк, чулки на улице не валяются, почему вы из-за меня должны терпеть убыток. Вы должны позволить мне.
