Я в меру своих сил помог Георгию закончить Исповедь, вспоминая свой разговор с отцом Михаилом в Лимассольском храме. Минут через двадцать все было кончено, и Тихоня в изнеможении отвалился на нары.
— Вот теперь можно и креститься!
Раздался лязг открываемого замка, и дверь камеры отворилась.
— Заречин! На выход!
— Вот ведь …! — вырвалось у меня. — Неужели не успели?!
— Дэнис, ты вернешься? — на меня смотрели умоляющие глаза умирающего уголовника.
— Георгий, если бы я знал. Но я сделаю для этого все возможное!
— Заречин! Тебе особое приглашение надо?!
— Иду! — крикнул я охраннику и тихо шепнул Георгию перед тем, как направился к выходу: — Ты молись. Просто своими словами молись Богу, чтобы Он все устроил, понял?
Следователь Голопупенко ожидал меня со своей стандартной мерзкой ухмылочкой на физиономии.
— Проходите, Заречин, присаживайтесь. Как самочувствие?
— Нормально.
— Ой ли? Как карцер? Как компания?
— Все в порядке, вы зря беспокоитесь.
Следователь не смог сдержать удивления. Он снял трубку телефона и уточнил, из какой камеры доставлен к нему подследственный Заречин.
— Ты так сильно надеешься на сделанную в детстве БЦЖ?
— Я надеюсь на Бога. Еще вопросы?
На скулах Голопупенко заиграли желваки.
— Итак, Заречин, приступим к допросу.
— Я же сказал вам, что без встречи со своим адвокатом разговаривать не буду. Вы забыли? Да, кстати, лапшу насчет того, что Дмитрий Петрович не может заниматься адвокатской практикой, вешайте на уши кому-нибудь другому.
— Твою мать, не тюрьма, а телефонный узел! — следователь явно купился! — Ну что же, понравилось с Тихоней, отправляйся к нему, идиот! А за тяжкие телесные повреждения, которые ты нанес своим сокамерникам, еще ответишь!
— Не знаю, о чем вы. Что же касается ответа… Мы все отвечаем за то, что творим. Отвечаем рано или поздно. Ваше время тоже придет, не сомневайтесь!
— Ой, и кем же ты меня пугаешь? — выдавил Голопупенко, вволю отсмеявшись. — Что, твой папочка киллера наймет?
— Да при чем здесь киллер, идиот?! Ты Бога совсем не боишься?!
— Кого?! Бога?! — следователь зашелся в истерическом хохоте. — Ну ты, парень, совсем башкой подвинулся. Для меня Генеральный Прокурор — царь и бог. И, заметь, он на моей стороне! Увести! — появился конвойный, позвякивая наручниками.
Войдя в карцер, я застал Георгия стоящим на коленях. Он опирался на свои нары и непрерывно что-то шептал, а увидев меня, беззвучно рассмеялся.
— Все хорошо! Все хорошо! Иисус не оставил меня, ты вернулся! Как я рад, как я рад! Тихоня, уже будучи не в силах подняться на ноги, протянул ко мне руки, и я, встав рядом с ним на колени, обнял бедного сокамерника.
