Византийские и арабские историки писали, что славяне брали в плен в основном женщин и детей, а пленных мужчин обычно истребляли>{16}. Данное обстоятельство также свидетельствует в пользу нашего толкования текста «Стратегикона». В самом деле, взрослого мужчину, конечно, невозможно было «приручить» и заставить забыть родину. Его нельзя было посадить на землю как колона — он обязательно бы постарался убежать. Ребенок же довольно быстро в чужом окружении мог забыть родной язык. Его представления о родине были смутными. Его легко можно было ассимилировать, продержав некоторое время дома, а затем посадить на землю и эксплуатировать как колона.
В пользу такого решения вопроса о «рабстве» у славян, вероятно, свидетельствует и планировка археологического комплекса Хотомель (VII–VIII вв.), раскопанного в Брестской области. Этот памятник состоял из городища и селища. Судя по находкам рыцарского обихода (панцирные пластины, наконечники копий и стрел, предметы конского снаряжения, дорогие серебряные украшения), на городище проживало богатое население, носившее дорогое оружие и ездившее на конях. На селище было вскрыто 5 жилищ (возможно, их было больше, но время не сохранило остатки); археологи обнаружили там в основном орудия труда земледельцев: железные лемехи, чересло, обломок серпа. Б. А. Рыбаков считает, что на селище жили люди, зависимые от дружинников, проживавших на городище, и обслуживающие рыцарей своим трудом>{17}.
Заселение пленниками земель практиковалось и в более поздние времена. В «Повести временных лет» под 1031 г. сообщается о походе Ярослава Мудрого и его брата Мстислава на поляков. «И многы ляхы приведоста, — говорит летописец, — и разделивша я. Ярослав посади своя по Ръси, и суть до сего дне».
Колонат, естественно, не являлся формой феодальной эксплуатации. Оброк, выплачиваемый посаженным на землю пленником, взимался не в качестве платы за использование земельной собственности господина, а представлял собой налог на юридически зависимое от господина лицо. Земля, на которой сидел колон, могла принадлежать целому племени или даже союзу племен. Однако такого рода эксплуатация давала возможность князьям и их дружинникам усиливаться как экономически, так и политически. Конечным итогом такого усиления была узурпация общинных земель племенной знатью.
Тацит писал о германцах: «У их общин существует обычай, чтобы каждый добровольно уделял вождям кое-что от своего скота и плодов земных, и это, принимаемое теми как дань уважения, служит также для удовлетворения их нужд»
