Поначалу мне показалось, что Пифия (на голове у нее был лавровый венок, а в руке лавровая ветвь) — это женщина с лицом взбесившейся собаки, очень лохматой взбесившейся собаки, чьей морды почти не было видно, а пасть двигалась, как отдельное животное. На губах у Пифии выступала пена, она рвала свои одеяния, терла себя между ног и говорила, что взбредет в голову, как ребенок, произносящий бессмысленные слоги. Профеты стояли вокруг, как часовые, и, пока она несла свою невнятицу, оставались совершенно бесстрастными. Понять ее слова было трудно. Некоторые имели какой-то смысл, другие нет.
— Ого, ого, ого. Кто теперь? Говори, чужестранец. Ты — друг Пифии?
— Да! — ответила я.
— Море открывается, но не закрывается. Волны зелены, но еще и белы. Волны — это вино. Волны вытекают из их громадной амфоры… Золото Лидии почти не озаряет лилии… они озаряют себя…
Она говорила, а из узкой трещины, пересекавшей святилище, поднимался пар. Я вдохнула этот пар и почувствовала, что пьянею. Или у меня опять разыгралось воображение?
Я глянула на Пракс. Она посмотрела на меня и широко открыла глаза. Если бы мы могли переговорить!
Большая часть того, что вещает оракул, не имеет смысла, иначе жрецам нечего было бы делать. Поначалу они торжественно хранят молчание. Потом начинают взволнованно ходить вокруг, толкуют малейший вздох, самую длинную бессмыслицу. Они наверняка и ветры в ее животе могли бы истолковать!
На жрецов произвело впечатление то, что Пифия обратилась ко мне напрямую.
— Это случается очень редко, — сказал один из них.
— Воистину редко, — подтвердил другой.
— Могу я спросить, знает ли Пифия Алкея с Лесбоса? — спросила я.
— Воистину, — сказал один из жрецов, — он пьян пророчеством. Он лакает пророчества, как некоторые лакают вино. Он был здесь несколько месяцев назад от имени царя Лидии, великого Алиатта, сына Садиатта, сына Ардиса, сына Гига, который сбросил с трона Кандавла, который был слишком влюблен в собственную жену… Мужчина, который слишком сильно любит свою жену, вкусит скорби…
— Все очень хорошие клиенты, — сказал другой.
— Ты хочешь сказать — благочестивые цари, — поправил его еще один.
— И это тоже, — подытожил главный жрец. — Он спросил о будущем его царя. Потом задал множество вопросов о Сапфо с Лесбоса… знаменитой поэтессе.
— Правда? — спросила я.
— Правда-правда, — подтвердил жрец.
— И что ответила ему Пифия об этой Сапфо с Лесбоса, не знаю, кто уж она такая?
Последний вопрос задала Пракс. Тут на губах у Пифии появилась пена, и она стала брызгать слюной.
