Прекрасный лодочник был очарован моей славой. Как и все прекрасные лодочники, он мечтал стать знаменитым поэтом. Он сидел на веслах и сочинял песни. И что с того, что рифмы его избиты? И что он позаимствовал многое и у меня, и у всех поэтов вплоть до Гомера? Он был прекрасен, а голос его — черный мед. Кудри — эбеновое дерево, а глаза — агаты. И ямочка на подбородке…
Островитяне, наверное, думают, я безутешна, потому что меня бросил любовник. Что за вздор! Он больше был игрушкой в моих руках, чем я — в его. Истинное мое отчаяние кроется в том, что Афродита лишила меня своей благосклонности. Афродите ничего от меня не нужно. У нее всегда находятся новые поэты, которые рады воспевать ее. Что с того, что они — мои ученики, последователи и подражатели? Что с того, что всему они научились у меня? Богиня любви благоволит юности. Как и всегда.
Вечно свежеликая, вечно цветущая — откуда Афродите знать, что это такое: утрата молодости и красоты, вдохновения и страсти? Боги холодны. Им незнакомы эти утраты, а потому они смеются над нашими печалями. Я прежде любила Афродиту, как она любила меня. А теперь я вижу, что ее любовь причиняет боль, как эти камни у меня под ногами. Она отвернула свое прекрасное молодое лицо.
Годы старят мою кожу
И белят мои
Черные волосы.
Мои ноги больше не несут меня
Легко и проворно
В танце, как юных фавнов.
И что теперь?
Я не вечна,
В отличие от моих песен.
Может быть, розоворукая Эос.
Что не смогла спасти свою любовь, Сотрет эти знаки старости? Моя юность ушла. Но я не устала восхищаться этим солнцем.
Вверх, вверх, вверх. Воздух становится все реже, и море пенится. С моря эта скала кажется горбушкой ячменного хлеба, неровно отломанной громадной синей рукой Посейдона. У основания утеса море переливается бирюзой, зеленью, проседью и бурлящей белизной (такого цвета бывают клыки дикого зверя). Но когда взбираешься на скалу, что поднимается прямо перед тобой, и сердце колотится в горле, видишь только прах у себя под ногами, всклокоченные кусты, вздрагивающие под порывами ветра, и маленьких зверьков, что кидаются прочь, спасая свои ничтожные жизни: ящерок, кроликов, диких кошек. Часто на глаза попадаются кости животных и остатки их шкурок. Природе не свойственна доброта.
Корабль, который привез меня сюда, причален на другой стороне острова. Я думаю обо всех тех, кого любила, — о моей трудной дочери Клеиде, о моей трудной матери, в честь которой я ее назвала, о моих сладкоголосых гетерах, об Алкее, моем первом и единственном любовнике, о Праксиное, моей возлюбленной рабыне, которую я освободила, чтобы она стала амазонкой, о Хараксе, моем глупом, снедаемом любовью брате, о Ларихе, другом моем брате, который продался в рабство, попавшись на махинации шлюхи, о моем умершем в младенчестве брате Эвригии, чьей крохотной ручки я почти коснулась в царстве мертвых, о моем покойном пьянице муже Керкиле, о моей прекрасной золотой египетской жрице Исиде, об Эзопе, моем философе-наставнике, о Нехо, египетском фараоне, который дал мне свободу, чтобы я могла жить, о Пентесилее и Антиопе, моих советчицах-амазонках, о Фаоне, моей самой последней победе, самозваном любимце муз… нет, похоже, нет там ничего такого, ради чего стоило бы жить. Я состарюсь, и люди с отвращением отвернутся от меня. Никому не нравится запах старухи — даже другим старухам.
