Он был прав – пришедшие к власти республиканцы не удержали власть, ее без единого выстрела подобрал Бонапарт, проливший в десятки тысяч раз больше крови, чем «убийцы Марсова поля». И Лафайет гордится, что последнее поражение нанес проигравшему битву при Ватерлоо императору именно он. Тогда на экстренном заседании парламента он фактически объявил Наполеону войну, требуя его вторичного отречения. «За последние десять лет три миллиона французов лишились жизни ради одного человека, который и теперь еще намерен сражаться со всей Европой! – заявил он брату императора Люсьену, пришедшему уговаривать депутатов. – Кости французов сейчас лежат повсюду – в песках Африки, в снежных пустынях России, на берегах Гвадалквивира и на берегах Вислы. Довольно! Мы достаточно сделали для вашего брата. Идите к нему и скажите, что лишь путем отречения от престола он может спасти Францию!»
Так генерал революции победил императора.
Позднее Лафайета упрекали в том, что он из ненависти (зависти, недальновидности и т.д.) предал императора, являющегося как-никак сыном революции, пусть и незаконным, и способствовал утверждению на троне совсем уже чучела Людовика XVIII. Но для Лафайета выбора не существовало: король, давний знакомый молодого маркиза по Версалю, еще никак себя не проявил, Бонапарт же был явным врагом народа, уничтожившим миллионы.
Впрочем, не прошло и нескольких месяцев, как, разобравшись в сути новых хозяев Франции, Лафайет встал в такую же оппозицию реставрационному режиму Бурбонов, в какой он пребывал в отношении Бонапарта.
Он не мог уважать этого великого завоевателя и беспринципного человека. Бонапарт вначале не раз предлагал Лафайету пойти к нему на службу, но он не мог поступить в услужение к душителю революции, унизиться до того, чтобы встать вровень с его маршалками, участвовать в завоеваниях, отнимать чужую свободу после того, как была потеряна своя…
А ведь когда-то он мечтал о военной карьере. У него находили большие военные способности. Он громил английские войска в Америке. Он как нельзя лучше показал себя в индейской войне (как сказали бы сейчас – гверилье), и индейцы даже нарекли его именем вождя Кайевлы. Но то сражение в октябре 1781-го с английской армии Корнуоллиса, когда он лично повел на штурм укреплений Йорктауна свою дивизию, оказалось для Лафайета последним.
Двадцать три года в Европе шла почти мировая бойня. Сходились, обращались в бегство и сдавались в плен стотысячные армии. А генерал Лафайет безвыездно сидел в своем имении под бдительным присмотром императорской полиции. Война прошла мимо человека, мечтавшего проявить себя на поле брани.
