- Митрей свет Иванович! Слышь? - Свиблов вдругорядь окликнул великого князя. - Нетути Володимера Ондреича на кремлевском дворе, уехал, сказывают, на свой большой двор у Трех Гор. Чего велиши, княже? Посылать туда, за Пресню? - Сам поеду! Коня!
- Кметей полк подымать?
- Хватит полгридни!
Коня подвели к самому крыльцу. Дмитрий медленно спускался с рундука, ступени жалобно поскрипывали под тяжким телом его. Был он в легкой полотняной рубахе под шелковым пояском, в светло-желтых легких сапогах, коротких наподобие татарских башмаков. Широкие, летнего покроя штаны синели из-под рубахи, нависая над сапогами просторным подгибом. Позади спускались тиун и чашник. Поленин уже сбегал в покои и нес легкий плащ светло-зеленое корзно с кроваво-красной отокой по краям.
- Жарко и так! - поморщился Дмитрий, но чашник был упрям:
- Непристойно князю без корзна! Не повелось, ба-тюшко, так-то... - И, как маленькому, накинул плащ на плечи князю.
Он неторопливо, чтобы дать время молодым воям собраться и сесть на коней, осмотрел своего скакуна, легко, уклонясь от помощи подуздного, бросил себя в седло. Подуздный боярин Семен Патрикеев, недавно поверстанный службой у великого князя, гладил край шитого золотом голубого седла, край черного потника, тоже шитого серебряными травами.
По правую руку от князя залегла широкая тень от терема, а в этой тени, обгоняя друг друга, мельтешили гридники - багряно-ягодная россыпь кафтанов. Тянули из-под навесов оседланных лошадей, подтягивали подпруги, кидали в седла легкие, гибкие, молодые тела.
- Захарка! Придержи коня: Квашню опрокинешь! Хохот пресекся окриком Григория Капустина.
- Копья бери! - приказал сотник Капустин.
- Без оных! - тотчас поправил Дмитрий, зорко вглядываясь в отборную сотню боярских детей и с трудом скрывая в бороде улыбку удовольствия. "Пора их всех в кмети пожаловать", - подумал он.
На малом дворовом крыльце показался человек в зеленой шелковой рубахе под желтый поясок. Увидел князя, воинские приготовления и неторопливо, не суетясь сошел на землю. По двору не пошел, а остановился у нижней .ступени и отвесил великому князю поклою
Дмитрий кивнул ему, но слов почему-то не нашел, стал перебирать поводья.
У крыльца стоял один из подручных князей, ростовский князь Андрей. Еще перед страстной неделей он отправил часть ордынской подати, а нынче довез остальное. Вот уж третий день он выживает в теремном приделе, где обыкновенно останавливаются все мелкие князья, нарочитые и ближние бояре. Там их кормили и поили особо, нередко великий князь звал к своему столу, ежели был в духе или нуждался в них. Раньше Дмитрий недолюбливал его., а за что, сам не ведал. Так случается порой у людей: уловит нечаянно косой взгляд, услышит неверное слово - и остается в душе оскомина, бывает надолго, а то и на всю жизнь. А может быть, в детстве нашептал ему на ухо недобрый голос из боярского окружения, и незримый порог лег меж ними и лежал бы еще, не появись днями князь Андрей. Он приехал, сдал - из полы в полу серебро тиуну и чашнику, а узнав о сборах в Орду, вызвался ехать вместе с Дмитрием, разделить с ним опасности, лишения, может и смерть, как это было при Батые, когда с черниговским князем погиб его верный боярин...
