Искупление | страница 31
- Чего велишь, княже? - приостановился Бренок.
- Испытай, Михайло, чего им надобно?
Бренок кивнул. Он лишь кинул углом глаза на полк князя, увидел многотяжкую массу железа на плечах, на головах, в руках дружинников, плотный частокол копий и смело выехал к послу.
То, что эти трое - молодые из молодых - выехали к послу да еще двое откуда-то из хвоста полка вывернулись, этого татары не могли не заметить. Посол ядовито улыбнулся в лицо Бренку.
- Толмач есть? - выкрикнул княжий мечник, но голос сорвался от волнения.
Посол вновь улыбнулся, и Бренок увидал на растянутой губе его белую полосу - омертвевший шрам, потом услышал ответ по-русски:
- Я сам толмач!
- Толмачам не пристало во главе сотни да еще по чужой земле скакать!
- Я асаул и толмач, - чуть припепелил улыбку татарский сотник. Он небрежно расстегнул богатую дыгиль[Дыгиль - монгольская шуба, носится днем мехом наружу, ночью - внутрь] и достал бумажный свиток.
- А не ханов ли ты вычадок? - дерзко спросил Тютчев.
Бренок двинул его локтем - наперед батьки в пекло не лезь! - и вновь спросил посла:
- Ну, и чего те надобно?
В ответ посол тронул косматую лошадь. Блеснула начищенная до блеска крупная медная бляшка - знак сотника на шее, и посол протянул грамоту. Порядка никто из Бренковой троицы не ведал, и потому свиток был тут же развернут.
- Князю отдать надобе! - испугался Квашня.
- А може, там лягушка какая сидит? - усомнился Тютчев, но Бренок стрельнул глазом назад и понял: грамоту надо тотчас отдать великому князю, недаром послышался строгий кашель Серпуховского.
К полку подскакали разом. Тютчев, знавший грамоту, выпалил на ходу:
- Во Володимер великого князя требуют!
- Нишкни! - нахмурился Серпуховской, уставя белесый, колючий, как шило, ус на Захарку.
Дмитрий прочел грамоту сам. Про себя. Так оно и было: Сарыхожа звал опять во Владимир слушать грамоту хана, по которой ярлык великокняжеский передавался Михаилу Тверскому. Помолчал. Покусал неприметно губу, буркнул в бороду:
- Боброк далече?
- Тут я, княже! -- послышался голос Боброка. Он держался за спиной князя в первом ряду воев.
- Митрей Михайлович, отпиши ты.
Походный покладник князя, Владимир Пронской, уже отвязывал от тороки седла малый оковец с чернилами, перьями, хартиями и бумагой, недавно прижившейся на княжем дворе. Вот уж он подъехал и спросил, наклонясь:
- Митрей Иванович, на чем писать станем - на хартии [Хартия - тонкая телячья кожа для письма] али бумагу изведем?