Дмитрий вышел из покоев и услышал в отворенную дверь смех Минина. Минин да Монастырев - вот весельчаки, всегда радостно думалось князю, легкое у них сердце, тяжела рука супротив ворога. Эти по силе разве немного уступят самому Григорию Капустину... Дмитрий пропустил в ответную Серпуховского, а сам приостановился с Боброком, притворил дверь: что-то норовил сказать ему Боброк с глазу на глаз. И верно, угадал.
- Митрей Иванович! - Боброк задумчиво уставил крупные немигающие глазищи куда-то в подбородок князю - так глубоко он ушел сейчас в себя. Анна, сестра твоя, в Нове-городе пребывала две недели, ко святой Софии ездила...
Дмитрий слышал об этом и кивнул, но что-то Боброк знал еще, да на то он и муж!
- Довели мне купцы проезжие, что-де Анна в Новгороде на игрища бесовские хаживала...
- Анна?
- Анна. Купцы сказывают, что-де сбираются тамо мужи и жены вкупе и визжат и пляшут бесстыдно.
Дмитрий молчал, соображая, как могла Анна пойтя на те игрища новгородские, о коих он слышал издавна, хоть митрополит и ворчал и посылал грамоты тамошнему епископу, дабы тот пресек нарушение святой веры. Хотелось Дмитрию и самому взглянуть на то веселье, а вот Анна опередила... Она моложе Боброка вдвое, святочных увеселений мало ей, вот и...
- Побил, что ли, ты ее, Дмитрей Михайлович?
- Побил, - закивал Боброк. - Нешибко. . - Ну, а мне чего велишь?
- Повнушай ей словом княжим, - попросил Боброк и со страстью во взоре добавил поспешно: - Токмо не бей!
Дмитрий кивнул и прикусил губу, чтоб не выдать набежавшую улыбку. Боброк - человек проницательный, почитай, каждого насквозь видит, а тут улыбка...
Дмитрия позвали накоротке в покои к княгине - чего бабе надобно в такой час? - а Боброк прошел в ответную и сел на лавку рядом с Серпуховским и Шубой - родня подобралась.
Осмотрелся Боброк - покатал по ответной строгий взор свой не каждый выдерживал, иные опускали глаза в пол. Это помогало Боброку рассматривать бояр. Рядом с Морозовым сидит родной брат кияжего тиуна - Федор Свиблов, вылитый братец снаружи, только не рачителен в хозяйстве: деревни свои в запустении держит, землю зарастил кустьем, зато воин преславный. Вот и сейчас приехал верхом в боевом плаще-корзье, схваченном на правом плече простой железной застежкой. Голова чуть дергается порой, это саблей шею задело... Дальше сидел Назар Кусаков, маленький, щуплый, но резвый, как вьюн, и огневой в деле ратном. Сидит, на дверь посматривает и шапкой место рядом придерживает - известное дело: Монастырева Митьку ждет... На него недобро косится первостепенный боярин Федор Андреевич Кошка, ищет место поближе к Князеву стольцу, но Кусаков не отдает место сотоварища. Кошка привык сидеть поближе, как велел ему отец, Андрей Кобыла, ныне старый, больной. Кусаков отдал бы ещ место или сдвинулся бы, но сердит на Кошку: слухи прошли, что-де тверской князь сватал его дочь-красавицу за своего сына, а Кусаков, неженатый, локоть кусает... Недвижной глыбой сидел тоже ближний боярин Юрий Кочевин-Олешинский, но это сидя он кажется глыбой, а вот когда вошел - и походка у него такая блудливая, будто он только что покрал в поварской подклети кусок гуся... Нежданно приехал Дмитрий Всеволожский, внук татарского мурзы Четы. Еще при Калите этот мурза выехал на Русь, крестился и основал род будущих первостепенных бояр московских. Дмитрий Всеволожский во втором колене ноект прозвище - Зерно... Неожиданно оказался в ответной костромской воевода Александр Пле-щей, тучный, вроде Кочевина-Олешинского, но не в пример тому чист взглядом и помыслом. Он с большим опозданием привез оковец податного серебра ко двору великого князя, но не смущен, видно причина была. Сидит, крестится. Младший брат митрополита Алексея... По левую руку от Боброка, занимая край скамьи, сидели два брата Пронские - Даниил и Владимир. Последний прибаливал больше года. Всю зиму не показывался на сиденьях боярских, а ныне выбрался со двора, сидит, прикрыв глаза. Младший, Даниил, громко переговаривается с Акинфом Шубой. Веем слышно, как егремел Шуба:
