— Сам дошел... Тверда схороним и через горы по тропам полезем, перевалом не пойдем. Пусть одно той порой нас вытропят.
— Где хоронить будем? — спросил Олег. — Тут же нет места...
Он не ожидал ответа от Гоймира, но тот ответил — правда, глядя в сторону:
— Под камень положим, где он смерть принял. Доброе место...
...Ветер не утихал. Тут, на высоте, он вылизал камни и лед до зеркального блеска, отполировал их и сносил снег, не давая ему задерживаться, лечь, швыряя снизу в лица. идущим людям — словно мало было того, который летел сверху с тем же ветром! Зато между камней и на тропе слой снега доходил до колен, и Олег, выдергивая ноги из этого белого болота, ощущал, как все больше и больше охватывают его беспомощная злость, и отчаянье. «Пропали! Не выбраться!» — билось в висках. Он смахивал рукавом капли талой воды с лица — капли мешались со слезами. Олег плакал не от страха или жалости к себе — угнетало до слез чувство беспомощности. «А где-то внизу... тепло... солнце,» — вяло подумал он и почувствовал, что его поднимают. Он не понял, кто поставил его на ноги — капюшон плаща мешал разглядеть лицо горца.
Где-то вдали, за их спинами, вдруг послышался мощный, нарастающий гул, пугающий своей неотвратимостью. Потом докатился мягкий, но могучий удар — в спину ощутимо толкнуло, как при взрыве, волной спрессованного до твердости воздуха.
Они втянулись под прикрытие валунов — гранитные исполины высились стеной на пару саженей. Тут было потише, снег шел через верх, и казалось — обманчиво — что находишься в каком-то шатре с белыми стенами. Все прислонились к камням, выдыхая облачка пара из-под капюшонов, раздался приглушенный кашель, звякало оружие, но никто не разговаривал — лишь сипело из многих глоток сорванное дыхание.
Гоймир хрипло сказал, полузакрыв глаза черными от недосыпа и усталости веками:
— В пору поспели... Лава сошла... — он улыбнулся, на губах из трещин выступила кровь. — Если кто и поспешал по следу — свело их...— он вытер кровь крагой, моргнул, сплюнул.
— Нас тоже сведет, — тускло ответил кто-то. — Им добро — их хоть в тепло утащило. А мы тут одно... окочуримся.
— Заткнись, — сказал Йерикка. Проваливаясь в снег, прошел до конца каменной гряды, выглянул в снежную мглу.
— Не потишало? — спросил Гоймир. Йерикка покачал головой, возвращаясь, ударил по руке Богдана, потянувшегося к кожаной фляжке анласской работы. Тот уронил руку, сел в снег и заплакав, вытирая лицо локтем. Йерикка пнул его ногой в бок, потом ударил ножнами по спине:
