Поэтому Нкуэнг промолчал. Он считал, что говорить не о чем. Каждому пора заняться своим делом.
Гость внимательно смотрел на Нкуэнга Нкуэнг — на гостя. Первым не выдержал приезжий.
— Почему он молчит? — раздражённо спросил господин Деньги минданайца.
— Ему, должно быть, нечего сказать, — предположил торговец.
— Тогда я скажу. — Американец сдвинул пробковый шлем на затылок. — Я скажу, а ты переводи. Только точно переводи. Передай, что если он боится, как бы я чего не сделал его поганой рыбёшке, то мы решим дело иначе. Я её куплю. Куплю со всеми потрохами. Втолкуй ему это, Чу.
— Он говорит: «Куплю у тебя прилипалу», — сказал минданаец Нкуэнгу. Перевести подробней торговец считал излишним.
Охотник пожал плечами, дивясь непонятливости белого:
— Я её не продам.
Чу терпеливо и спокойно посмотрел на американца.
— Он говорит: «Я не продам её».
Господин Деньги взорвался:
— Слушай, Чу, если ты не сумеешь уговорить этого упрямого скота, цента не получишь из тех семидесяти долларов, о которых вчера условились. Понял?
— Понял, мистер Берти. — Равнодушное выражение физиономии владельца шхуны исчезло. — Но что мне ему сказать?
— Скажи, я куплю его чёртову рыбу.
— Он уже это слышал.
— Но он не слышал цены. Скажи: я заплачу за его каракатицу столько, сколько никто никогда за подобную дрянь не платил.
В глазах минданайца загорелись огоньки.
— Сколько, мистер Берти?
— Сто долларов, чёрт побери! Сто больших серебряных рупий. И, если он будет упираться, набавлю ещё… До двухсот. Только не спеши с этим, незачем баловать цветного. Веди разговор о сотне.
Чуонг повернулся к охотнику:
— Тебе повезло, Нкуэнг. Ты правильно делал, что упрямился. Белый, у которого денег больше, чем ума, теперь сам не свой. Он согласен отдать за твою рыбу сто больших рупий… Десять раз по десять. — Минданаец поднял обе руки с растопыренными пальцами и помотал ими перед лицом охотника. — Ты понял, Нкуэнг?
Островитянин молча кивнул, а торговец продолжал:
— Но я тебе друг, Нкуэнг, и я тебе говорю: за сто рупий рыбу отдавать не надо. Я сделаю так, что белый даст двести рупий. Сто и ещё сто? Понял? И тогда ты из второй сотни отдашь мне половину. Понял? Тебе будет сто пятьдесят рупий, а мне пятьдесят. Понял?
Нкуэнг всё понял. Понял, что белый хочет дать за Большую Жемчужину много денег и что минданаец хочет обмануть белого, взять часть его денег себе. Но, кроме того он понимал другое: пусть белый бросается деньгами как хочет — это дело белого; пусть минданаец обманывает белого как может — это дело минданайца; что же касается Нкуэнга, то у него своё дело. Его дело — утром выходить в море, вечером возвращаться с пойманной черепахой. И никаких других дел он знать не хочет. А чтобы ловить черепах, ему нужна Большая Жемчужина. Никто так не умеет ловить черепах, как она.
