…Утром Лидочка пошла провожать меня до станции.
Страдая от перепоя, — вечером мы с Васечкой все-таки нарезались, — я пребывал в соответствующем настроении и скомканным голосом принялся, было, говорить девушке, что всегда любил ее, что и сейчас люблю ее больше жизни, но я неудачник, я прожил нелепую, дрянную жизнь, и что вообще мне плохо… И говорил, говорил… И все время мечтал о пиве. И, может, от этого мой голос приобрел истеричные нотки.
— Лидочка, — кричал я, бегая вокруг нее, — я много думал о жизни, может, слишком много. Думал о том, зачем я родился и что делаю на бренной земле, но так ни черта и не понял, и теперь уж, точно, никогда не пойму. Вокруг меня живут люди, сотни, тысячи таких, как я, и большинство из них так занято решением сиюминутных проблем, что у них просто не остается времени на то, чтобы остановиться и задать себе несколько вопросов, один из которых — зачем живу? Рождение, ясли и садик, школа, где бездарные учителя калечат доверчивое сознание детей, первая любовь и первый фингал под глазом, первое предательство, поступление в институт, турпоходы с водярой и любовью под вязами. Потом скучная, нудная работа, семья, телевизор по вечерам и вот уже и пенсия не по заслугам, потому что за всю жизнь, проработав рядовым, никому не нужным инженером в каком-нибудь НИИ, так и не создал ничего полезного. А тут уж и помирать пора. Самое время задуматься, зачем жил, плодил детей, ходил на работу и…
— Зачем родился, — орал я, распугивая редких прохожих и продолжая лелеять мысль о пиве, — зачем?.. За каждодневной суетой жизнь, прости за банальность, проносится мимо, как пропыленный дребезжащий автобус, и ты, будучи не в силах остановить его, остаешься на обочине, потому что не задавал себе вовремя вопросов, а приберегал их на потом. Люди — несчастные люди! — в этой идиотской жизненной суете не утруждают себя серьезными вопросами и очень не любят, когда их к этому кто-то понуждает. Зачем задумываться, это опасно — ведь от напряжения и рехнуться недолго! Живем, — говорят они, отдуваясь после сытного обеда в семейном кругу, — и, слава Богу! Но я-то — на беду себе — задумывался… А в результате… ничегошеньки-то я не понял…
Последние слова я произносил как бы по инерции. Мне стало стыдно. Зачем я затеял этот дурацкий разговор? Лидочка шла рядом, наклонив голову и глядя себе под ноги.
— Единственное, что я знаю твердо, это то, что если я перестану терзать себя этими мыслями, то мне конец.
