— По-разному говорят… А вообще-то вас почти не вспоминают. А если вспоминают, то чаще называют кровавым тираном…
— Кровавым тираном?.. — Сталин сладко зажмурился.
— Да, тираном… и параноиком.
— Что-о-о?!
Пока Сталин багровел от возмущения, я, закрыв глаза, топтался на месте, понимая, что разум не справляется с навалившейся на него чертовщиной.
Попытался вспомнить, что было накануне… Итак, вчера — или позавчера? — был я… где же я был? Легче сказать, где я не был… Пили… Ночью приехал домой… Или меня привезли?.. Совсем голова не варит…
Ага! Вспомнил! Взял тачку… расплатился долларами… Помнится, в такси был еще кто-то… Кто?.. Господи!.. перепутал этаж, ломился в чужую квартиру… Точно! Теперь уверен, спал я дома… Тогда почему этот кабинет?..
Я осторожно открыл один глаз. И увидел, что Сталин стоит перед живописным полотном, штучным изделием некоего верноподданного сребролюбца, и, покачиваясь на каблуках, рассматривает картину.
Я открыл второй глаз и тоже уставился на полотно.
Сюжет картины был жизнеутверждающим и повествовал о событии праздничном и торжественном, а именно: награждении Сталина высокой правительственной наградой.
Вождя, озаренного яркими лучами солнца, художник наделил могучим ростом, здоровой тучностью и мудрым взглядом, источавшим сосредоточенную скорбь.
Перед ним на коленях стоял Александр Васильевич Суворов — злобный старец с задорным хохолком на сухонькой головке. Суворов был в потертом екатерининском мундире; в руках коленопреклоненный полководец держал подушечку с золотой звездой. Генералиссимусов окружали какие-то военные и полувоенные субъекты, на лицах которых сияли идиотические улыбки.
Вождь строго проследил за моим взглядом и удовлетворенно крякнул.
— Да, искусство — это огромная сила! Вы думаете, товарищ Сюхов, — он с усилием оторвался от созерцания картины, — что вам всё это снится! Как бы не так! Ущипните себя, и вы убедитесь, что бодрствуете! Более того — вы реальны! Вы существуете! А значит, реально все, что окружает вас в данную минуту! С другой стороны, согласен, — да, я вам приснился. Не могу же я не признать очевидного! Но, заметьте, приснился я вам столь крепко, столь основательно, я бы даже сказал, основополагающе, что и сейчас, когда ваш сон прервал мой помощник товарищ Поскребышев, который растолкал вас и привел сюда, я не намерен уходить за пределы реальности…
Я покачнулся. Так, значит, Сталин мне не только приснился… Он еще и материализовался?!
