— Одиннадцать тридцать. А в чем дело?
— У меня в это время свидание с Мег, — ответил Тимми.
— Телепатическое? — спросил капитан. — Русские только этим и занимаются. Пожалуй, и нам не стоит отставать.
Тимми напрягся, но не поймал ответного зова Мег и сразу почувствовал себя опустошенным и обиженным.
— Наверное, есть множество невинных причин, по которым мужской галстук вдруг оказывается под кроватью твоей жены, — сказал он, и капитан поддержал его:
— Разумеется.
— Я сам себя ругаю, сэр.
— Вот он — ключ ко всему на свете, — заметил капитан. — Выпьем за него.
— Я не ослышался, сэр?
— Жизнь прекрасна, и капля белого вина вреда не причинит.
Капитан достал с полки пластмассовую канистру Зелды.
— Но, сэр, на обед у нас boeuf au poivre[6] с зеленым перцем, а не с черным, как полагается по рецепту. Разве к мясу идет белое вино? — недоумевал Тимми.
— Безумные времена, безумные нравы. — Капитан откупорил канистру. Затем он уколол палец иголкой и капнул кровью в белое вино. — Пьем за всеобщее братство! — провозгласил капитан. — И за наши промахи. — Кровь почти не изменила цвет вина, и капитан подсыпал туда кошенили[7]. — Пусть будет rose[8], — решил он. — Компромисс — великое дело.
Акушерка постучала в дверь, вошла и увидела, что Мег сидит с мрачным видом на стуле, обвязавшись поводком, а Томпсон нехотя притулился рядом, раздраженный, с дикими глазами. Он залаял на гостью и потянулся к ней — приветствуя, а не отгоняя.
— Надо бы отпустить собаку, — сказала акушерка.
Мег отвязала поводок, и Томпсон бросился к гостье; но она не отступила, съежившись от страха, как большинство людей при встрече с шумным дружелюбным Томпсоном, а шагнула ему навстречу и потому удержалась на ногах. Постепенно Томпсон угомонился.
— Давно вы так сидите?
— Около часа, — сказала Мег. — Я знаю его повадки. Когда у него такие глаза, лучше не выпускать его из дому, а то он начнет гонять овец, и его пристрелят.
— Видимо, это был бы лучший выход из положения, — заметила акушерка.
— Тимми мне никогда не простит смерти Томпсона. — Мег заплакала. Она была уже на восьмом месяце. Потом она легла на кровать, и акушерка ощупала ей живот.
— Вы не явились в клинику, я и решила: загляну-ка к ней сама, проверю, все ли в порядке. Да, все в порядке. — Она обвела взглядом кухонные полки — есть ли продукты в доме? Продукты имелись, и все же ей было как-то не по себе. — Муженек в отлучке, надо думать, — сказала акушерка. — Ведь он из второго экипажа. И нам не положено спрашивать, когда он вернется, верно я говорю?
