Тутукии, узнав о «ТОГВ» и «ЦСР», взвился, загремел о «политической подкладке дела», о «корнях», забил в набат на партийном собрании, на педагогическом совете.
Зорин, вызвав к себе Тутукина, вразумлял его терпеливо:
— Чего ты, Владимир Иванович, крик поднял? Не проще ли было бы тому же Беседе организовать кружок разведчиков, назвать его скажем… «КСВ» — кружок смелых воинов, короче, это дело выдумки — и пусть у них будет «тайный склад» (только бы мы о нем знали), да еще и сам помоги веревку достать — зачем же из прачешной тянуть?..
После раскрытия злополучных «ТОГВ» и «ЦСР», встречая Артема, — полковник каждый раз добродушно спрашивал: — Как дела, гроза вселенной?
И Каменюке хотелось провалиться сквозь землю — такими глупыми казались теперь придуманные им названия.
— Расскажите автобиографию, — обратился к Артему секретарь бюро.
Каменюка готов был к этому вопросу и все же не сразу начал. Мысли беспорядочно заметались: «Нечего рассказывать… О чем?»
— Родился — в 1932-м году… Три класса окончил… Тут война… Папа и мама учителя — их фашисты повесили за то, что прокламации писали… Наши пришли… я в Суворовское поступил…
Помолчал, выискивая что-нибудь значительное в своей биографии, и, не найдя, виновато закончил.
— Все.
А в голове неотступно звучало: «Недозрел… недозрел…»
— Вопросы к товарищу Каменюке есть?
— Есть, — поднялся маленький, крутолобый член бюро — Горкин, любитель задавать вопросы большой жизненной важности и принципиальности.
— Скажите, а вы лично участвуете в строительстве коммунизма?
— Готовлюсь стать строителем, — страстно воскликнул Артем, поворачиваясь к Горкину, — пятерку получишь, — значит уже немного подготовился… У нас всех и радость одна. На Урале домну пустили — мы все радуемся, мы тоже растем, а там узнают — суворовец хорошо учится и тоже радуются.
— Верно! — удовлетворенно, словно иного ответа и не ждал, кивнул головой — вопрошатель и сел.
Поднялась рука со скамей присутствующих. Впечатлительный Дадико, расширив большие черные глаза, спросил, замирая:
— А если ты в руки врагам попадешь и тебя, как Смирнова, пытать будут — ты что-нибудь расскажешь?
— Ни за что! — как клятву, произнес Артем. — Когда отец печатал прокламации, я их на воротах расклеивал… И если бы меня поймали, ничего не сказал бы, — стиснул он зубы.
Выступлений было немного и все такие хорошие, что Артему даже неловко стало. Только Ковалев сказал:
— Я дал товарищу Каменюке рекомендацию, — значит, ручаюсь за него… Но хочу указать ему на один его недостаток: надо, товарищ Каменюка, быть более воспитанным. Вы можете еще нагрубить товарищу, выругаться, руки в карманах держите, сплевываете на каждом шагу. Это следует прекратить.
