Где-то далеко прозвенел, проскрежетал на повороте трамвай. Шуршали под ногами листья. Вынырнули из темноты светящиеся фары машины и, на мгновенье осветив дорогу, длинный забор, свернули в переулок.
«Индивидуальный подход к детям», — вел с кем-то обычный, вечерний разговор Боканов. Он любил вот так, возвращаясь домой, подвести итог дню, подумать о завтра. «Но нельзя переоценивать этот „индивидуальный подход“. Он необходим, но не предполагает обывательскую суету вокруг выламывающейся „персоны“. Важен путь коллектива… чтобы товарищ уважал товарища… Надо — беспрекословно подчинись ему; надо — прикажи и потребуй исполнения. Умей прямо говорить правду и выслушивать ее, если даже очень неприятно. В этом — тоже мужество и чистота отношений».
Сергей Павлович прислушался к каким-то странным звукам в темном беззвездном небе. Подняв лицо вверх, силился понять, что это? Наконец, догадался — курлыкали журавли, улетая на юг…
Стояло погожее утро поздней осени, — с тонким ледком подмерзших лужиц, высоким бледным небом, сизым инеем на поникшей траве. Утро, в которое легко дышится, играет румянец на мальчишеских щеках и голоса звучат особенно звонко. Все училище высыпало на улицу — благоустраивать город. Глухие звуки лопат походили на докторское выстукивание.
Город — в строительных лесах, с мостовыми, развороченными для прокладки кабеля, с грудами песка, штабелями кирпича и леса — походил на огромный лагерь новостройки. Черный дым стлался над котлами с асфальтом. Над решетчатыми воротами сквера висели портреты стахановцев, уже выполнивших годовой план пятилетки. Проворно бегали грузовые машины. Монтеры укрепляли на высоких железных столбах шары плафонов.
Ритм труда, общее увлечение им передались и суворовцам.
Отряды их, «приданные» телефонистам, водопроводчикам, землекопам, влились в общую массу — отличала только одежда.
Отделению Беседы поручили посадить саженцы за городским стадионом. Работали дружно, все вместе, не было только Ильюши Кошелева, — он колол дрова, да Павлика Авилкина — он мыл полы в классе.
Оркестр почти непрерывно играл марши и веселые песни. Под них работалось особенно хорошо.
Капитан Беседа, с лопатой в руках, взмокший, на минуту выпрямился, любовно посмотрел на многочисленные фигурки с кирками, лопатами, ломами. Они копошились в земле, перекликались, подбадривали друг друга…
Дадико, как всегда, старался быть поближе к Володе. Ковалев уступил ему только что вырытую ямку, а сам начал копать рядом, тихо мурлыча, в лад оркестру, песенку.
