Часам к одиннадцати мы все уже собрались за столом. Илляшевич зачитал очень взволновавшую нас телеграмму следующего содержания: «Сердечное спасибо, поздравляю и шлю наилучшие пожелания. Нансен».
Настроение в кают-компании повысилось. Провожая старый год, подняли бокалы за здоровье Нансена. Затем завели граммофон и послушали «Норвежский танец» Грига. Между тем приближалось время наступления Нового года. Мы с Эрнстом ушли в радиорубку, где переключили радио в кают-компанию, чтобы все могли услышать поздравление правительства. Но вместо ожидаемого выступления всероссийского старосты Михаила Ивановича Калинина приятный женский голос торжественно зачитал постановление об отмене встречи и празднования Нового года.
— Товарищи, — вывел нас из нелепого состояния Борис Дмитриевич, — не будем терять драгоценного времени. Я согласен с тем, что встреча и празднование Нового года — буржуазный предрассудок, и тем не менее я предлагаю поднять бокал за замечательный старый год и за нашу благополучную зимовку в Новом году. Ура!
Кажется, через год постановление, касающееся празднования Нового года, было отменено.
Наступил январь. Через два дня после встречи Нового года заболел Кренкель. У него поднялась температура, и доктор нашел, что у Эрнста испанка — тогда так называли грипп. Мы ломали голову над тем, каким образом вирусы могли оказаться в Арктике. Все были несколько встревожены этим, но больше других волновался Борис Дмитриевич, который боялся, что болезнь может распространиться на всех.
Решили, что инфекция хранилась в кителе, который Эрнст держал в чемодане и надевал в день встречи Нового года. В профилактических целях доктор провел дезинфекцию помещения, предложил всем отутюжить белье и верхние вещи.
Несмотря на болезнь, в течение нескольких дней Эрнст не прерывал работы, не задерживал радиограмм.
В начале января улеглись ураганы и метели. Снова стали видны северные сияния. Но теперь они не столько доставляли нам удовольствие, сколько мешали: из-за тресков и шумов стало невозможно ни принять, ни отправить радиограммы. Если же все-таки случалось «спихнуть» какую-нибудь, то она шла с невероятными искажениями, и передачу приходилось без конца повторять.
Следует сказать, что радиотехника в те далекие времена была далеко не совершенной. На станциях чаще всего применялись коротковолновые передатчики «искровки». Да и техника связи не была еще изучена. Мы, например, не знали причин, влияющих на слышимость. Поэтому от каждого полярного радиста требовалось в то время великолепное знание аппаратуры, умение не только свободно и четко работать ключом, принимать на слух, но и «угадывать» едва слышные сигналы.
