– Ясно.
– Что вы намерены с ней делать, доктор?
– Она – телеграфистка, а не только жена поручика. Филатову ждет сугубо важная деятельность… Больше я ничего вам не скажу – не имею права…
– Простите. Не настаиваю.
– Вот и славно. Давайте лучше я вас самого в курс будущей работы введу.
Доктор подкатил к печке-голландке тяжелое кожаное кресло, приоткрыл печную дверцу, легонько помешивая кочережкой золотой жар углей, сказал:
– Катите сюда второе кресло. Разговор у нас будет долгим. Присаживайтесь к огоньку, поудобнее… Люблю тепло, грешный человек…
Рагозин пожал плечами:
– Я похожу…
– Тюремная привычка? Хорошо, начну с вопроса: вы организационно с партией не порвали? Сейчас многие отошли, откололись, и это в какой-то мере оправдано сложностью обстановки…
Рагозин остановился, заложил руки в карманы синих диагоналевых галифе с малиновым офицерским кантом.
– Я не порвал с партией, Андрей Иванович, ни организационно, ни идейно. Я член партии.
– А как вы относитесь к провозглашенному ЦК эсеров лозунгу отказа партии от борьбы с большевиками?
Рагозин усмехнулся и ловко зашвырнул окурок в печной зев, потом на короткое время вышел из столовой в свою комнату, принес вещевой мешок, покопавшись в нем, извлек столярные инструменты: рубанок, ножовку, коловорот.
Доктор повернулся в кресле, следил глазами за инструментами и руками Рагозина – руки были большие, цепкие, сильные.
– Документы у меня превосходные, – сказал Рагозин, – в Иркутском военкомате свой человек, на редкость способный юноша, но знаете, бумажка бумажкой, а вот коль господа товарищи при досмотре начнут выкладывать всю эту «снасть» на стол – мигом глаза у них теплеют… Рабочая солидарность.
Доктор улыбнулся, подмигнул:
– Замечательно! Однако – тяжеловато таскать…
– Что поделать! Смотрите сюда: видите, я отвинчиваю деревянную пробку в рубанке… Готово! И на свет извлекается вот эта бумажка. Она для вашего новониколаевского Центра. Это подробная инструкция, но сейчас вы прочтите только то, что обведено красным карандашиком.
Доктор прочитал машинопись:
«…отказ партии от вооруженной борьбы с большевистской диктатурой должен истолковываться лишь как тактическое решение, продиктованное реальным положением и расчетом наиболее целесообразного употребления вооруженных партийных и народных сил…»
– К нам ездят Раков и Тяпкин из Московского ЦК, – продолжал Рагозин, – и привозят в Политцентр Сибири все эти наставления. Тем более Иркутский эсеровский Политцентр, хотя и передал власть в городе большевистскому Военревкому, фактически продолжает жить на полулегальном положении.
