Сибирская Вандея | страница 70

Только много позже какие-то ребятишки-рыболовы обнаружили в оползне Чаусовского яра почтовый мешок – кису, полусгнивший, вонючий и заполненный толстыми червями. В сообществе червей лежали обглоданные могильной нечистью два человеческих черепа с простреленными лбами.

А спустя два месяца, в июне двадцатого года, в Кашламском бору состоялся «съезд представителей» мятежных групп, по два от каждого комитета. Этот «съезд» на фоне многочисленных цыганских таборов, заполнивших в ту пору Кашламский бор, прошел незамеченным, тем более что единственный любитель поболтать, участник съезда, известный в округе дурачок Ванюшка Шишлов, батрак Настёнки Мальцевой, вскоре был найден в укромном местечке бора тоже помеченным пулей, но не в лоб, а в спину.

Рассказывали, что хозяйка, узнав о гибели батрака, не закручинилась, только угрюмо сказала:

– Пес с ним!.. Умом был скуден, телом лядащ и шибко злоязычен…

Но все же, по христианскому обычаю, заказала об убиенном батраке настоятелю колыванского собора отцу Кузьме Раеву панихиду…

После панихиды иерей Раев многозначительно изрек в присутствии дьякона древнюю евангельскую истину:

– Блажен муж, иже не идет на совет нечестивых.

Особенностью весны тысяча девятьсот двадцатого года были «подснежники». Нет, не те, голубоватенькие с желтой серединкой, о которых все знают. Другие «подснежники».

Изъеденные тифозной вошью, продырявленные красноармейскими пулями и сожженные дикими морозами, «подснежники» – останки пятисоттысячной Белой армии – доставляли живым немало хлопот. Мертвецов находили не только на полях недавних сражений и на бровках проселочных дорог, но и в самых неподходящих местах: в вокзальных барачных уборных, в забитых гвоздями теплушках, под пристанскими мостками и в разграбленных пакгаузах, в трюмах оставленных барж и пароходов, в брошенных колчаковцами госпиталях, все население которых поголовно вымерло от сыпняка.

Возникло учреждение с выразительным названием ЧЕКАТИФ, а Гошка Лысов волею Губкома оказался в чине уполномоченного по санации транспортного узла. Пришлось командовать мобилизованной буржуазией.

Трудармейцы выкалывали пешней и ломом трупы, примерзшие к половицам бараков и теплушек, потом грузили мертвых на платформы спецпоездов и отвозили на станцию Татарская, где их сжигали.

Гошка во сне стал кричать и вздрагивать, вид мяса вызывал у него отвращение, и он совсем уже было собрался в военкомат – проситься на фронт, но тут, восемнадцатого марта, в день годовщины Парижской коммуны, Сибревком объявил мобилизацию водников, и Гошку срочно вызвали в Горуездный партийный комитет.