— Ты — моя жена. И я тебе уже говорил, что жители страны приняли тебя в этом качестве. А как же твоя деятельность модельера?
— Я хотела с тобой об этом поговорить. Если у меня будут деловые интересы, это не повредит твоей репутации шейха?
Тарик покачал головой.
— У меня самого много деловых интересов. А ты хотела бы продвигать свои проекты?
— Я подумывала о небольшом доме моды. Без собственной сети магазинов, просто с выходом на рынок розничной торговли.
— У тебя все получится.
Его уверенность обрадовала ее необычайно. Никто и никогда в нее не верил.
— Но потом я сочла, что мне надо отойти на второе место.
— На второе место?
— Я твоя жена, и мое место здесь, рядом с тобой. — Ее голос не выдал любви, которая двигала ею. Если он еще раз оттолкнет ее, пусть сколь угодно мягко, она будет уничтожена. — Пусть мои модельные занятия будут чем-то вроде твоей живописи. Чем-то таким, чем мы занимаемся для себя. А главное — интересы нашего народа.
— Если ты так хочешь, то я согласен.
Джасмин улыбнулась и прильнула к мужу. Он чуть-чуть напрягся — но и только.
Когда они с Джасмин прошли в ее мастерскую, Тарик устроился у южного окна.
— Я поработаю здесь, а ты садись сюда.
Джасмин послушно уселась в красное плюшевое кресло, напротив которого Тарик поставил мольберт. Она знала, что он не любит утруждать себя эскизами, а предпочитает наносить контуры акварелью сразу на холст. Он очень, очень талантлив, с гордостью думала она. Ей был очень дорог небольшой морской пейзаж Зюльхейля, который Тарик когда-то написал по памяти, чтобы она смогла увидеть его родную страну.
— Ты хмуришься.
Джасмин улыбнулась.
— Так лучше?
— Гм-м...
Вскоре Джасмин расслабилась и стала перебирать в памяти все, что было в те шесть месяцев, проведенных ими вместе четыре года назад. Тарик был аристократически сдержан со всеми, но с ней он был очень ласков. А она привыкла к угнетающей чопорности, царившей в ее семье.
— Мина!
Укоряющий взгляд Тарика заставил Джасмин почувствовать, что на ее лбу опять пролегла складка. Она снова весело заулыбалась.
Когда она приехала в Зюльхейль, Тарик тоже был ласков с ней, но главным образом это были физические ласки. Она знала, что он не верит ей настолько, чтобы испытывать к ней настоящее чувство. Но после поездки Тарика в Париж даже эти эротические проявления близости Тарик держал под контролем. Во время актов любви он был неизменно на высоте, заботился о том, чтобы она получала максимальное удовольствие, но чего-то не хватало. Сумасшедшей эротики, окрашивавшей их прежние минуты близости. Но отчего?
