Может быть, он на ней женился только для того, чтобы ее унизить, растоптать?
Она свернулась в клубок у корней дерева и обхватила руками вздрагивающие плечи. Уже сгущались сумерки, но Джасмин этого не замечала. Она уже выплакала все слезы и теперь не могла пошевелиться — столь велико было горе.
Демоны, утопленные было в слезах, теперь снова терзали ей сердце. На земле Тарика, в объятиях Тарика она почти забыла о своей ущербности. О том, чего ей не хватает, чтобы заслужить право быть любимой. Но вот к ней вернулись воспоминания о том моменте, когда на нее обрушилась правда.
«Тебя не смущает, что за удочерение Джасмин ты потребовала половину наследства Мэри? — спросила тетя Элла у женщины, которую Джасмин считала своей матерью. — Как бы то ни было, Мэри — наша младшая сестренка».
«Нет, не смущает. Надо совсем не иметь головы на плечах, чтобы забеременеть от незнакомца, с которым она напилась в баре. Не знаю, что на нее нашло, когда она решила родить ребенка».
Из-за двери библиотеки послышались звуки, похожие на стук кубиков льда о хрусталь.
«У нас не благотворительная организация. Как бы мы еще покрыли расходы на Джасмин?»
«Ты получаешь больше, — упорствовала Элла. — Дедушка оставил Мэри вдвое больше, чем нам».
«Мне кажется, это будет должной компенсацией за то, что я соглашаюсь принять в свою семью дурную кровь. Одному Богу известно, что за отребье отец Джасмин. Мэри была так пьяна, что даже имени его не запомнила».
Позднее, когда Джасмин собралась с духом, чтобы расспросить тетю Эллу, та пожалела ее и рассказала о Мэри. Вероятно, чтобы свести к нулю всякую вероятность скандала, после рождения дочери Мэри перебралась в Америку. Домой она так и не вернулась. Воспитание девочки взяли на себя Люсиль, старшая сестра Мэри, и ее муж Джеймс. У этой пары уже было двое детей — Майкл и Сара. Их родители не хотели заводить третьего, пока существенно не улучшится их материальное положение. Тем не менее у них появился и третий собственный ребенок, их любимец, младший сын по имени Мэтью.
Тогда-то Джасмин и настигла жестокая правда о том, ради чего о ней хоть как-то заботились. Ища любви, она написала Мэри. В тринадцатый день ее рождения пришел ответ — ледяное требование: больше не писать, поскольку Мэри не желает вспоминать о своей давней «неосторожности».
Неосторожность. Вот и все, чем была Джасмин для своей матери. А для приемной матери она — дурная кровь. Ни Мэри, ни Люсиль ее не любили. А сегодня она вынуждена смириться с тем, что кроющийся в ней изъян не исчез волшебным образом. Она по-прежнему нелюбима. Не нужна.
