— Не можем, — и с этим согласился Тарасов.
Еремин с недоумением посмотрел на него.
— Об этом я и в докладной записке, — он оглянулся на дверь, открытую из кабинета на балкон, — писал.
— Я помню.
— И эти же факты привел.
— Факты правильные.
— Но вы мне сказали, Михаил Андреевич, — смутившись, осторожно напомнил Еремин, — что я неправ. — Краска выступила у него сквозь смуглую кожу.
— Я и сейчас это говорю, — спокойно возразил Тарасов.
— Непонятно, — откровенно признался Еремин.
— Давайте еще посмотрим, как у вас там сказано, — предложил Тарасов.
И, уходя с балкона, он еще раз бросил взгляд на реку, левобережные луга и всю ярко освещенную солнцем, будто обрызганную золотистой пыльцой, пойму с волнистой цепью курганов правого берега.
— У вас сказано, — повторил он, склоняя голову над столиком, на котором лежала раскрытая папка, — «…а из этого следует, что остро назрела необходимость решительного изменения специализации района в сторону преимущественного развития виноградарства в колхозах…»
— Да, и это следует из тех же самых фактов.
— Нет, товарищ Еремин, факты правильные, а вывод из них вы делаете неправильный.
— Одно из двух, Михаил Андреевич: или мы будем виноградарство развивать, или все остальные отрасли.
— Почему?
— Мало в колхозах людей.
— И поэтому вы хотите потеснить виноградарством все другие отрасли? Как озимую пшеницу — яровой?
— У нас нет иного выхода, — глуховато сказал Еремин. — А виноград — самая выгодная культура. Десятки миллионов рублей — в кассы колхозов.
— Вы агронома Кольцова знаете? — неожиданно спросил Тарасов.
— Из Тереховского колхоза?
— Да. Я на их виноградники по дороге сюда заезжал. Там и познакомился с Кольцовым. Умная, между прочим, у этого Кольцова голова, я бы сказал — мыслитель. Я ведь еще вчера к вам в район выехал, но потом засиделся у него дома, да так и заночевал. Он мне показывал модель своей машины для посадки винограда. Еще не законченную. Дело, конечно, сложное, но рассказывал Кольцов так, что сразу видно — человек знает. И я поверил, что и в посадке винограда последнее слово за машиной. И тогда на посадку одного гектара потребуется примерно раз в тридцать меньше людей.
— Кольцов — умный человек, — сказал Еремин, — и с машиной у него выйдет, он мне тоже ее показывал, но посадка — это еще не все. У нас больше всего сил и времени отнимает уход за кустами. Здесь применяется только ручной труд.
— И только?
— При нашей формировке чаш — да. Каждая чаша раскидывается минимум на четырех сохах, в саду стоит целый лес опор, и все работы могут производиться только мотыгой и лопатой. Нет такой машины, которая могла бы в этом лесу повернуться. Отказаться от такой формировки? Но это проверено всем опытом, веками. Никакая другая не даст на наших склонах таких урожаев. На плато — другое дело, там можно и шпалерную посадку применить.
