— Есть, наверно.
Он порылся у себя в узелке и достал литровую бутылку со сладким чаем, который мама приготовила ему в дорогу.
Вова точно окаменел. За прошедшие сутки он ни разу не покинул своего угла, не притронулся к еде. Сидел, закрыв лицо руками, и тревожно прислушивался к шёпоту спутников.
Нудный и монотонный перестук колёс мешал ему сосредоточиться и думать о том единственном, что его теперь волновало. Казалось, колёса сами выговаривают: «Как бежать? как бежать? как бежать?»
— Толя! — наконец заговорил Вова.
— Что?
— Сядь ближе… Ещё ближе… Ты знаешь, о чём я думаю? — прошептал Вова прямо в ухо товарищу.
— Не знаю.
— Только чтоб — никому!
— Честное пионерское! — торжественно прошептал Толя и прижался к Вове.
— Давай убежим!
— Давай!
— Как только откроют вагоны, мы и удерём.
— А если нас поймают?
— Надо, чтоб не поймали… Спрячемся, а, когда поезд уйдёт, побежим по линии назад, домой…
— А из вагона-то как выбраться? — допытывался Толя.
— Не знаю. Пока ещё не знаю, — почти сердито сказал Вова и замолчал.
Толя подумал, что уйти будет очень-очень трудно, но ничего не сказал, чтобы не расхолаживать товарища. В самом деле, о чём же им сейчас и думать, как не о побеге? Ловя взглядом солнечного зайчика, пробившегося сквозь решётку окна, Толя мечтал: «Хорошо бы, поезд остановился ночью где-нибудь в глухом месте, а ещё лучше, если бы произошло крушение. Тогда-то мы бы удрали…»
На остановке широкая дверь теплушки открылась, и перед ребятами предстал высокий и тонкий, как жердь, человек с рябым лицом.
— Дерюгин! Монтёр! — прошептал Вова и, покраснев от бессильного гнева, стиснул Толино плечо. — Это он за мамой приходил!
— Эй, заморыши! — крикнул Дерюгин. — Жратву получать!
Рядом с полицейским стояли немец-конвоир и трое ребят, принёсших оцинкованный бак с чёрной жидкостью и ящик с хлебом. Мухи облепили тонкие куски чёрного сырого хлеба.
«Как на помойке!» — с отвращением подумал Вова.
Дети, измученные жаждой, зазвенели кружками, котелками, бутылками. Полицейский черпал полулитровой меркой мутную жижу и выдавал каждому по куску хлеба. Жижица называлась «кофе». Тёплая, с каким-то непонятным запахом, горьковатая, она вызывала тошноту.
— Я не хочу кофе! — вызывающе сказал Вова, когда очередь дошла до него.
— Следующий, — гаркнул полицейский и вылил порцию Вовы другому мальчику.
Получив свою порцию, Толя озлобленно буркнул:
— Собак лучше кормят…
— И собака такое есть не будет, — откликнулся кто-то в другом углу вагона.
