Мухаким Ибн-Давуд затрепетал, как лист на ветру.
- Позвольте сказать, о эмир! О чем вы говорите? Я...?!
- Да, ты!
- Я никогда не посмел бы допустить подобного бесчестного поступка по отношению к своему благодетелю. Это клевета на меня. Вы должны расследовать!..
- Молчи! Поставь печать на фирмане.
Мухаким Ибн-Давуд принял от эмирй печать и трясущимися руками приложил ее к бумаге.
- А теперь верни печать назад! - свирепо закричал эмир. -Ты недостоин хранить ее! Эй, Марджан!
В комнату вошел телохранитель эмира.
- Я слушаю, хазрет эмир.
- Ступай и приведи сюда моих палачей Гейдара, Полада и Сафи. Да скажи, чтоб не забыли прихватить с собой плети и палки.
Марджан ушел.
Мухаким Ибн-Давуд, желая спасти себя от незаслуженной кары, заплакал и принялся умолять эмира:
- Пощадите! Мне ничего неизвестно. Я ничего не знаю. Кто-то оклеветал меня. Вы всегда успеете наказать меня, велите сначала произвести расследование.
Но эмир Инанч оставался глух и нем к мольбам катиба. Печать, найденная в комнате его жены, была для него неопровержимой уликой.
Вошли палачи с палками и плетьми, расстелили на полу кожаную подстилку, повалили на нее Мухакима Ибн-Давуда и начали срывать с него одежду. Наконец Мухаким Ибн-Давуд остался в одном нижнем белье. Один из палачей сел ему на Iолову, другой-на ноги.
Эмир приказал:
- Двести пятьдесят палок!
Причитания, мольбы и вопли Мухакима Ибн-Давуда взбудоражили весь дворец. Получив сто двадцать пять палок, Мухаким перестал причитать и лишился чувств. Палки падали на бесчувственное тело.
Жена эмира, услышав крики истязуемого, вошла, как она это делала обычно, чтобы освободить жертву.
Появление ее было неожиданным.
- Кто это? В чем он провинился? - спросила Сафийя-хатун.
Эмир Инанч гневив и зло посмотрел на жену.
- Этот бессовестный человек осмелился запятнать честь своего благодетеля. Он - предатель! Он посмел вступить в прелюбодеяние с женой своего господина!
Сафийя-хатун подошла к распростертому на полу телу.
- Остановитесь! - закричала она палачам. - Разве вы не видите, бедняга умер?!
Палачи прекратили истязание. Мухаким Ибн-Давуд лежал бездыханный.
Сафийя-хатун, внимательно приглядевшись, узнала его.
- Ах, да ведь это бедный Мухаким! - воскликнула она, хлопнув себя по бедрам.
Эмир Инанч злорадно усмехнулся.
- Да, это Мухаким! Твой желанный Мухаким. Он навлек на себя кару благодаря твоей низкой, презренной любви. Гадкая, грязная женщина! Было бы еще понятно, если бы ты сошлась с благородным, знатным человеком. А то какой-то ничтожный араб! Или это в тебе заговорила арабская кровь?!
