Потом пришла Катя. Она посоветовала поместить в стенгазете какое-нибудь стихотворение. Откуда же его взять? Но вдруг я вспомнил, что Профессор в поезде целыми днями читал стихи. «Наверное, он и сам сочиняет», — решил я и тут же побежал искать Профессора. Я нашел его в беседке за домом. Расхаживая взад и вперед, он повторял:
Ненавижу
всяческую мертвечину!
Обожаю
всяческую жизнь!..
Я не очень-то разбираюсь в стихах, но сразу догадался, что это Маяковский. Сначала Профессор пробовал отказаться от моего предложения. Но я сказал, что стенгазету невозможно вывесить без стихов, что Андрей приказал ему написать стихи. И тогда он согласился.
Я дал ему час сроку. Но Профессор заявил, что этого мало и что Пушкин писал «Евгения Онегина» больше семи лет. Тогда я дал ему еще полчаса и ушел.
Скоро Профессор принес стихотворение.
Сперва я просто запрыгал от восторга: стихотворение было прямо как в настоящей книжке. Профессор написал о звездах, луне и всяких печальных мыслях. Последняя строчка была такая: «И звезды грустно смотрят на меня…»
— Ты — гений! — сказал я Профессору.
Он ничего не возразил мне.
Но, когда мы показали эти стихи Андрею, произошло что-то совершенно неожиданное. Андрей сморщился, как будто у него заболел зуб:
— Это какой-то похоронный марш, а не стихи! Ночь… Звезды… Мы уж спим давно, когда они светят.
Мне стало жалко Профессора, и я посоветовал:
— Ты вот Маяковского читал: «Ненавижу всяческую мертвечину…» Ну и напиши что-нибудь вроде этого!..
Через час Профессор, запыхавшись, прибежал с новым стихотворением. Оно было посвящено нашему приезду в лагерь и кончалось так:
Здравствуй, солнце золотое!
Здравствуй, быстрая волна!
Все кипит, кипит прибоем!
И в сердцах у нас — весна!
После каждой строчки стоял восклицательный знак. Это было очень здорово!
— Вот это да! — закричал я. — Теперь ты действительно гений!..
Как редактор, я спросил только, почему в третьей строчке два раза повторяется слово «кипит». Но Профессор сказал, что иначе не получается размер. Ну, ему виднее. Да потом — так даже крепче!
Мы поместили стихи на первом месте. Затем переписали рассказ о нашем путешествии по Сталинграду и сочинили еще две заметки. В одной из них мы написали про пионера Вано Гуридзе, который в первый же день проспал линейку.
В другой заметке мы высмеивали Капитана. Дело в том, что Капитан еще в поезде говорил, будто может три раза переплыть Москву-реку. Но в лагере мы в первый же день заметили, что он очень неохотно идет в воду.
