— Отлично, Странник. До связи.
— До связи, Дервиш…
Еще из телефонных разговоров.
— Это я. Ты готов?
— Я давно готов.
— Темно-синий фургон. Они будут разгружать товар, так что не спеши и не психуй.
— Я уже давно не психую, друг мой. С тех самых пор, как принял решение. Просто нет смысла психовать. Если проиграю — меня не будет. Если выиграю…
— Что ж, пожалуй ты прав. Просто я предпочитаю исключительно второй вариант. Всегда.
— На то ты и везунчик. Или как там тебя…
— Неважно. Повторим расклад еще раз. Значит, к девятнадцати ноль-ноль я буду в условленном месте уже с саквояжем…
— Баб Шур?
— Чавой-то? Хтой-то? Але! Але, трубка, я вас слушаю…
— Кончай свои народные забавы, это я, Жора.
— Жоржик! Не узнала, будешь богатый. Как там моя девочка?
— Девочка твоя хорошо. Пока что.
— Ой! Не пугай меня, я женчина пожилая, болезненная…
— Баба Шура, Игорь Васильевич прилетел?
— Рейс перенесли, но он будет завтра утром.
— Черт, не успею, значит, придется тебе… Слушай внимательно и не смей меня перебивать…
— Валерка?
— Слушаю, Виктор Николаич!
— Значит, как договорились. Две машины ведут их посменно, я на своей слежу по маяку, ты с ребятами страхуешь на окружной. Еще раз повторяю, пакуем только по условному сигналу!
— Так точно, Виктор Николаич. Не волнуйтесь…
— Салага! Он еще меня успокаивать будет. И чтоб мне тишина в эфире с десяти утра!
— Виктор Николаевич, а со Шнурка наблюдение снимаем?
— А снимаем! Куда он денется с подводной лодки? Все равно туда же приедет, а дальше… До связи, Валер.
— До связи.
Утром четверга выяснилось, что гроза все-таки была. Ночью. Обычно в таких случаях упоминают об умытых дождем листочках и весело зеленеющей траве, но в данном случае ничего подобного не наблюдалось. Просто было пасмурно и сыро. И машины, нескончаемым потоком плывущие по улицам, гоняли мутную воду вдоль бордюров, периодически окатывая этой малопривлекательной жижей зазевавшихся и неосторожных пешеходов. Как следствие, общее настроение у города в целом было плохим. Ну… не очень хорошим.
Чего не скажешь о Лизе Волынской. Волков лежал на постели и смотрел на нее через приоткрытую дверь ванной. Раньше он всегда считал выражение «светится изнутри» просто фигурой речи, но сейчас…
Лиза, совершенно обнаженная, вертелась перед зеркалом, красила ресницы и что-то пела. Золотистые локоны вертелись вместе с ней. Мелодия у песни… ну, она, безусловно, была, но как-то не прочитывалась, зато создавала определенное — очень неплохое — настроение у слушающего. Собственно, птицы по утрам тоже обычно обходятся без всяких мелодий…
