— Кто? Американцы?
— Нет, те, что в России хотели быть наследниками.
— Ельцинскими?
— Ну да... Они все боялись, что таким наследником мог я стать. Но я не мог, потому что я такого даже... Я такой мысли не мог себе представить.
— Это могло, да?
— Да...
«Заяц заплакал, и я заплакал»
— А при чем же тогда американцы?
— Они мне потом: «Вы кого хотите, Пал Палыч, заказать?» Американцы. Я говорю: «В каком смысле?» Они: «Из остальных». Я говорю: «А я сколько стою?» Они говорят: «Ну, вы сто миллионов».
— Рублей?
— Долларов! Вот именно! А торговля начинается с трех — пяти миллионов.
— Как понять?
— А так, что посадить можно любого. Плати только деньги — ЦРУ, ФБР.
— Серьезно?
— Конечно.
— А почему они у вас спрашивали?
— А?
— Почему они — у вас?
— Только — между нами. Они считали, я начну говорить, кого-то сдавать... А я шестилеткой в городе Кызыле вагонетки с кирпичом толкал. А потом мешки таскал — у меня вот здесь, на спине, до тридцати лет рубец был от этого. Всю жизнь поднимаюсь наверх работой, а не сплетнями. Однажды в Якутии я на охоте подстрелил зайца. Заяц заплакал, и я заплакал. С тех пор ружья в руки не беру.
— Вы такой жалостливый...
— Чего?
— Жалостливый, говорю.
— Да, вот я такой... И человеку не могу сделать плохо — обидеть, посадить в тюрьму или заказать. Вот помочь инвалиду, бабушке у церкви, детям, что в подъездах живут, — это да. Помогаю сотням тысяч обездоленных, вместе с супругой и другими порядочными людьми с 1991 года два семейных детдома держим, сто двадцать детей.
И веру в Бога я так принимаю — необязательно ходить в церковь каждый день, хотя я каждый день молюсь... А поскольку я — никогда никого, у меня это даже в мыслях нет, их слегка потрясла моя порядочность.
— Американцев?
— Их. Не вас. И они с тех пор ко мне все время ездят, спрашивают.
— Поэтому они вас отпустили?
— Конечно.
— Может, вы — американский шпион?
— А разве по лицу не видно? Тебя тоже могу завербовать.
— Но если вы такой невиноватый, чего они вас все время дергают и заводят...
— Старую шарманку? Они просто потрухивают...
— Вас, в натуре, в напряге, что ли, держат?
— Ну да. А вдруг что всплывет? Но не всплывет! Ну никак я в габариты вора и взяточника не вписываюсь.
— А где ж тогда деньги берете?
— Я напрягаю всех — и банкиров, и бизнесменов... Но напрягаю не под себя, а чтобы они помогали другим, которым сегодня тяжело.
— Что же тогда они, гады, на Бородина бочку катят? Тут украл, там украл...
— Где там?
— Ну, я так. Образно.
