Нелады между старшим и младшим батраком не утихали и зимой, когда после дня Святого Мартина нужно было готовить всякие расчеты по дамбам для предстоящей ревизии.
В один из майских вечеров, когда погода стояла холодная, словно в ноябре, и в доме было слышно, как внизу, у плотины, грохочет прибой, хозяин позвал Хауке:
— Эй, Хауке, иди-ка сюда. Вот сейчас ты и сможешь показать, умеешь ли ты считать!
— Мне еще нужно накормить молодняк, хозяин, — возразил слуга.
— Эльке! — позвал смотритель. — Ты где, Эльке? Поди-ка к Оле и скажи ему, пусть накормит молодняк; Хауке сейчас займется расчетами!
Эльке поторопилась в конюшню и передала распоряжение старшему слуге — он как раз был занят тем, что развешивал использованную в течение дня упряжь.
Оле Петерс хлестнул уздечкой по столбу, возле которого был занят, с такой силой, будто хотел разодрать ее в клочья.
— Черт бы побрал проклятого писаку!
До Эльке донеслись эти слова, когда она закрывала за собой дверь в конюшню.
— Ну? — поинтересовался старик, едва она вошла в комнату.
— Он все с радостью сделает, — покусывая губы, ответила дочь и уселась напротив Хауке на грубо сколоченном деревянном стуле; такие и до сей поры мастерят в деревенских домах долгими зимними вечерами. Из выдвижного ящика девушка достала недовязанный белый чулок с узором из красных птиц, судя по длинным ногам, — цапель либо аистов. Хауке углубился в расчеты; смотритель расположился в кресле и сонно поглядывал на мелькающее перо; на столе горели, как обычно, две сальные свечи, и оба окна в свинцовых рамах были закрыты ставнями и снаружи завинчены; пусть себе ветер бьется сколько хочет. Иногда Хауке отрывался от работы и мельком взглядывал на чулок с узором из птиц или на узкое спокойное лицо девушки.
Вдруг из кресла донесся громкий храп; юноша и девушка, переглянувшись, усмехнулись; затем последовало ровное, глубокое дыхание. Теперь они могли немного поболтать, только Хауке не знал, о чем завести разговор.
Когда же Эльке подняла чулок и птицы показались в полный рост, Хауке тихо прошептал через стол:
— Кто тебя этому научил, Эльке?
— Чему? — переспросила девушка.
— Вязать чулки с таким узором.
— Трин Янс, что живет внизу у плотины, чего только не умеет; когда-то она служила в нашем доме, у моего деда.
— Но ведь тебя тогда еще на свете не было?
— Конечно; но она потом часто к нам приходила.
— Она любит птиц? Я думал, что она только с кошками возится.
Эльке покачала головой:
