— С котом я все уладил, — сказал он наконец. — Но видишь ли, Хауке, наша хижина стала слишком мала. Двум хозяевам тут не ужиться. Пора бы тебе подыскать службу.
— Да, отец, — согласился Хауке. — Я и сам давно об этом думаю.
— Почему?
— Потому что ожесточаешься, если как следует не поработаешь.
— Вот как? — заметил старик. — И поэтому ты убил ангорского кота? Так ведь можно далеко зайти!
— Вы правы, отец; смотритель плотины только что уволил своего младшего батрака, и я мог бы поступить на это место.
Старик вновь заходил по комнате и заговорил, разбрызгивая перед собой табачную жвачку:
— Смотритель у нас тупица; глуп, как откормленный гусь! Занимает должность, потому что его отец и дед были смотрителями плотины, а также благодаря своим двадцати девяти земельным наделам. Когда приближается день святого Мартина и надо подсчитывать, сколько было израсходовано на плотину и водоспуски, он приглашает учителя, угощает его жареной гусятиной, поит медом[36] с пшеничными кренделями и все приговаривает, пока тот пишет пером цифры: «Так, так, учитель, Бог тебя благослови! Как славно ты умеешь считать!» Если же учитель не может или не хочет прийти, тогда он сам сидит и считает, и вечно все перечеркивает, и лицо его пышет жаром, а глаза блестят, будто стеклянные, и от напряжения едва не вылезают из орбит.
Юноша стоял напротив, с удивлением слушая речь отца, до сих пор не рассказывавшего ему ничего подобного.
— Да, воля Божья, может быть, он и глуп, но дочь его Эльке считает отлично!
Старик пристально взглянул на него.
— Эй, Хауке! — воскликнул он. — Так что тебе известно об Эльке Фолькертс?
— Ничего, отец. Мне это учитель рассказывал.
Старик на это ничего не ответил; только задумчиво толкнул катыш табака под другую щеку.
— И ты полагаешь, что сумеешь там считать?
— Конечно, отец; думаю, у меня бы получилось, — серьезно ответил Хауке, и уголки губ его вздрогнули.
Старик покачал головой.
— Не знаю, смотри сам, попытай счастья!
— Спасибо, отец! — поблагодарил Хауке и поднялся в свою каморку на чердак; там он уселся на краю кровати, размышляя, почему отец хотел расспросить его об Эльке Фолькертс. Правда, он видел эту стройную восемнадцатилетнюю девушку с узким смугловатым лицом, упрямыми глазами и черными бровями, сходившимися над тонким носом в одну точку, но до сих пор и словом с ней не перемолвился; теперь же, поступив к старому Теде Фолькертсу, можно будет узнать ее получше. Идти туда он хотел сию же минуту, чтобы кто-нибудь другой не перебил места. До вечера было еще далеко. Хауке надел воскресный костюм и самые лучшие сапоги и в бодром расположении духа отправился в путь.
