Спустя двадцать минут вдоль вагона с оружием прохаживался Быков и, попинывая пустые консервные банки и камешки, изредка смотрел на близлежащий пустырь, где орудовал повар.
Мавлатов где-то отыскал липкие, пахнущие дегтем, шпалы. Водрузив на них пяти-ведерный алюминиевый бак, подсунул сухие ветки и поджег, прикрывая затрепетавший огонь от ветра.
Заметалось пламя, затрещало, пожирая ветки и промасленную ветошь; набирая силу, жадно лизало бак.
Скучающие солдаты собрались у костра, кто просто поглазеть на огонь, кто подсобить повару.
Вода забурлила, вспенилась, плеснулась через край. Посыпалась в нее резанная квадратиками картошка, морковь и консервированная капуста. Поплыл аппетитный запах варева. Путейцы, возившиеся у товарной площадки, прекратили долбежку, глотая слюну…
Мавлатов кружил вокруг бака, уклоняясь от лезшего в глаза дыма, колдовал над борщом: что-то добавлял, мешал, пробовал на вкус.
— Ну, скоро?.. — теребили его самые нетерпеливые.
— Когда?… Не томи, Рустам.
— Имей совесть!
— Жрать охота…
Мавлатов лишь помалкивал, подсыпал соль и специи. Закрасив прозрачный бульон томатной пастой, зачерпнул ложкой и поднес к губам, дуя. И, улыбаясь довольной улыбкой, вынес вердикт, которого ждали все:
— Тепер гатова!..
* * *
— Кто взял мои часы?! — гремел в вагоне крик Сургучева. — Лучше сознайтесь! Найду, плохо будет!
Сумин, отодвинув миску с горячим еще борщом, с любопытством высунул голову в коридор.
По проходу, заглядывая в отсеки, шел взбешенный ефрейтор.
— Я спрашиваю, кто часы подрезал?! Что, крыса у нас завелась? В последний раз добром спрашиваю, чья работа?
Валера Клыков — невзрачный парнишка лет девятнадцати, еще недавно несший службу на полковом подсобном хозяйстве в должности свинаря, покривил щеку:
— Ну, вот… чего и следовало ожидать. Нашлись-таки ухари…
Сумин согласился с ним, неопределенно кивнув головой.
— В нашей роте тоже гад такой был. По тумбочкам, по карманам шарил. И ведь знал, к кому лезть. Кто без копейки, не трогал. А кому перевод пришел — лучше на ночь прячь под подушку.
В краже часов никто сознавался. Сургучеву казалось, что его претензии не просто игнорируют, но и втихую подсмеиваются над ним. Ищи, мол, ветра в поле.
— Ты! — возникнув в отсеке, он обличительно ткнул пальцем в Сашу Сумина. — Я видел, когда ты шел с полотенцем в умывальник…
— И что из этого?
— А то! — брызжа слюной, взорвался ефрейтор. — Задирай матрас! Вываливай все из вещмешка.
Клыков побледнел, не сводя глаз с соседа по купе.
