— У татар небось, воинов не менее, — возразил кузнецу его приятель городовой казак Степан Огиенко. — Сам хан с малыми силами не пойдет.
— Оно так, кум, но татар и ранее воеводы белого царя бивали.
— И татары их бивали. Разное было. Но что ждет нас, если русские проиграют? Неужели татары хлынут сюда? Вот вопрос.
— В Киев? Нет. Даже если и подойдут они к Киеву, не взять им наши стены! Да и гарнизон московский здесь останется большой.
К ним подошел старый знакомец Степана стрелец Кузьма. Он служил в русском гарнизоне у князя Барятинского.
— Здорово, православные! Про что судим-рядим?
— Дак про татар поганых. Слышно хан снова на нас прет? — просил кузнец у стрельца.
— Войска выступают настречь хану. Одначе наш воевода Барятинский крепко не дружен с воеводой Шереметевым.
— С чего так? — спросил городовой казак.
— Дак мы у Барятинского стрельцы-то не простые. Али не знаешь? — с ухмылкой спросил Кузьма.
— А какие? — не понял кузнец. — Чего в вас особенного?
— А то, что не прощенные мы. За наши грехи нас сослали сюда. Мы противу власти бунтовали.
— Вона как? — с опаской спросил кузнец.
— А ты, я гляжу, смирной? — снова ухмыльнулся стрелец.
— Знамо не бунтовщик.
Кузьма отошел от знакомцев. Гадко ему было говорить с такими. Два года назад восстали они против своего полковника. Не стало мочи терпеть. Гонял их полковник в свое имение на работы и жалование государево задерживал и бессовестно половинил….
Сказал тогда его друг Охрим стрельцам:
— Пора нам стрельцы за свое кровное постояти! Доколе терпеть то можно?
— И верно! — подержал его Кузьма. — В лавке стоять мне некогда. Сегодни я в карауле, а завтра полковник снова куда погонит. Доходов нету. И жалования уже сколь не видим?
— Чем детишков кормить не знаю! — подержал их еще кто-то.
— А им-то, аспидам начальным чего! Есть пить есть чего! А нам хоть в омут головой!
— Пошли за правдой! Пусть голова стрелецкий решит!
— А чего он решит? — послышались голоса. — Ворон ворону глаза не выклюет! Он нашему полковнику кум. Нешто он за тебя станет?
— Зачем за меня? Я по правде решить все хочу! Мы государю великому присягали и службу несем. Но где жалование государево?
— Чего у нас по правде делается, дурья голова? От веку правды той не было! Нечего идти к голове!
— А чего и далее терпеть? Ты вон не жонатый! А мне детишек кормить да женку! Пусть отаст наше кровное!
— А еще, слыш-ко, указ вышел, по-новому, значит, нас стрельцов обучать!
— Чего? — спросили пожилые стрельцы.
