Чем дольше смотрел Кузьма Егорович, тем больше воодушевлялся. Жюли почувствовала постороннее присутствие, выглянула из-за занавески:
— Это вы, Кузьма?
Кузьма Егорович вздрогнул и поспешил дверь прикрыть.
— Ничего-ничего! — крикнула Жюли. — Мне не дует.
Кузьма Егорович улыбнулся тоже и даже сделал довольно решительный шаг внутрь, как… характерным, требовательным образом зазуммерила кремлевская вертушка. Кузьма Егорович сорвался с места и припустил на звук.
Жюли, накинув халатик, плавно прошествовала в спальню. Дверь за собою закрыла ровно настолько, чтобы, проходя по коридору, можно было увидеть пространство перед зеркалом. В это как раз пространство поместилась, сняла халатик, не спеша надела тончайший, весь в кружевной пене, пеньюар и принялась расчесывать волосы, через зеркало поглядывая на дверь.
В щели тенью, на цыпочках, промелькнул Кузьма Егорович.
— Вы, кажется, что-то хотели сказать, Кузьма? — окликнула Жюли.
Кузьма Егорович воровато появился на пороге и, стараясь не смотреть на Жюли, понуро произнес:
— Спокойной ночи.
После чего прикрыл дверь и бесповоротно скрылся.
В черное окно билась рождественская метель. В детской Жюли, одетая маркизою Помпадур, сделала два последних стежка на корсаже Маши — Красной Шапочки, откусила нитку и, хлопнув девочку по попке, послала:
— Беги!
Машенька впорхнула в огромную залу, посреди которой стоял торжественно и красиво накрытый рождественский стол: елочка со свечами, подарки на тарелках под салфетками, великолепие вин и закусок. И, конечно, традиционный гусь.
Вслед за Машенькою вплыла Жюли, ловя восхищенные взгляды. По обеим сторонам стола сидели Равиль и Кузьма Егорович: последний в ослепительно белом смокинге, первый — одетый оперным татарином: шаровары, поясной платок, широкий музейный ятаган. Еще один прибор был пока не задействован.
— По случаю маскарада, — торжественно произнесла Жюли, — говорим только по-французски! — и уселась за стол.
— Чего-чего? — спросил Седовласый у молодого своего ассистента.
— Собираются говорить только по-французски, — перевел ассистент.
— Это кто? — зашелся мрачным смехом Седовласый. — Кузьма?!
— А почему нету папы? — спросила по-французски Машенька.
— Как это нету? — раздалось от дверей, и появившийся в комнате Никита сделал что-то вроде циркового антрэ.
— Только по-французски! — шутливо поправила Жюли, оборачиваясь, и остолбенела: рядом с Никитою стояла Вероника.
— Ну! — взглянула Вероника на Никиту.
— Знакомься, папа, — решился тот. — Моя невеста.
