И вправду, стоит ли тратить время на старшину и сержантов? Вот так пассаж. Повернется сейчас и уйдет - и весь разговор. Однако Власенко не уходил. То ли вполне миролюбивый простецкий вид армейских «сверхсрочников» подкупил его, то ли нервы сдавали поговорить захотелось, но он обратился к стоящей четверке:
- А я думал, «митьки» набежали.
- Кто-кто? - переспросил Филимонов.
- Да «митьки», говорю, - милиция.
Он опустил голову, оглядел пояс, палец на кольце, потом медленно, словно прощупывая, прошелся по ногам, добрался до лиц стоящих перед ним людей.
- Если у меня тут ничего не получится, пойду и взорву «митьков».
- Да что ты, Юра, - сказал кто-то из группы.
Власенко помолчал, глядя в лицо возразившего, а потом спросил:
- Тебя били когда-нибудь в милиции?
- Нет…
- А меня били. Ногами. Как мяч футбольный, катали.
Установилась тишина. Ивон и его подчиненные понимали: их жизнь, безопасность посольства в руках этого человека. Надо было раскачать парня, может, удастся уговорить сдать свою «игрушку».
Посочувствовали. Вместе поругали «митьков». Стали уговаривать: мол, брось ты это дело, Юра. Пойдем, сядем как люди, выпьем, поговорим. Спросили: тебе чего надо-то?
Загорелись глаза у Власенко, но пойти с ними отказался.
Картофельников смотрел в сияющие глаза Власенко и думал: да, этот человек - преступник, один неверный шаг - и он утащит в преисподнюю десятки людей. Но не родился же он таким. Неужто только теперь пришло время выслушать этого парня, когда ни у него, ни у них, по существу, нет выбора. Кто они - те люди, которые били его ногами, поправ закон и мораль, кто они, из года в год не принимавшие его в институт? Может, все обстояло и не совсем так, как он рассказывает, но почему же на его пути не нашелся человек, который понял бы, выслушал, помог? И не нужен был бы тротил.
И снова, неожиданно для всех, Власенко стал читать стихи. Хорошие были стихи. Картофельников и сам когда-то в институте увлекался Шиллером. Но никогда не думал, что услышит стихи здесь, в американском посольстве, на лестнице, пребывая чуть ли не в роли заложника.
Вставайте ж, товарищи! Кони храпят,
И сердце ветрами продуто.
Веселье и молодость брагой кипят:
Ловите святые минуты!
Ставь жизнь свою на кон к игре боевой,
И жизнь сохранишь ты и выигрыш - твой!
А с нижнего этажа знаками показывали: мол, время, время…
Власенко на уговоры не поддавался: правда, расчувствовался настолько, что даже предложил выпить. В комнате у него стояла початая бутылка коньяка - то ли американцы поднесли, то ли осталась от хозяев кабинета.
