Вильсон промолчал, кипя от бешенства. Куда, черт побери, пропал да Силва? Он же мог хотя бы попытаться попасть в квартиру! Или эти двое ещё внизу его обезвредили?
Толстяк улыбнулся ему чуть ли не дружески.
— В эти восемь минут — впрочем, их осталось уже семь — произойдет следующее: вы разденетесь, а я тем временем включу радио на полную громкость. Затем мы идем в спальню, и вы ложитесь в постель к этой очаровательной девушке. И в тот момент, когда все добрые люди в Рио поднимут адский шум по случаю наступления Нового года, я застрелю вас обоих.
— Он просиял, словно надеясь на одобрение своего великолепного плана.
— Мужчина и женщина, оба голые, оба мертвые, в одной постели. Двойное самоубийство? Ревнивый супруг или любовник? Пресса будет в восторге! Для ваших друзей это станет тяжелым ударом.
Лицо Вильсона оставалось непроницаемым.
— Почему вы это делаете?
— Почему? — Толстяк пожал плечами. — Потому что мне за это заплатят. Вы работаете за деньги. Я тоже. Это моя профессия.
Лицо его несколько омрачилось.
— Согласен, те трое, которых я завербовал для операции с плотом, действовали очень неумело, добавлю также, что я лично вмешиваюсь неохотно, но что ещё остается? — Он покачал головой. — Фактически я покончу с вами бесплатно. Лично за вас я не получу ни крузейро.
— А если я заплачу вам больше, чем другая сторона?
Толстяк с отвращением поморщился.
— Но, милый мой! Ведь существует такое понятие, как честь, верно? Кроме того, при таком подходе долго заниматься этими делами просто невозможно.
Вильсон тяжело вздохнул.
— Удивительно! Ну, раз я через семь — или, точнее, всего лишь через пять минут буду мертв, не могли бы вы мне рассказать, в чем, собственно, дело? Кто вам за это платит? И почему?
— Ну, дорогой мой, — неодобрительно фыркнул толстяк, — вы насмотрелись слишком много фильмов. Если я расскажу, мне это никакой пользы не принесет, а вас только окончательно запутает. — Он вновь посмотрел на часы и встал. Думаю, следует приготовиться. Через две минуты будет включено радио.
Вильсон хладнокровно посмотрел на него.
— А если я откажусь подчиниться?
Толстяк пожал плечами.
— Тогда мы вас пристрелим прямо здесь, а уже после этого разденем. Это несколько неприятно, но результат тот же. — Он поднял палец. — Но я хотел бы указать, что в этом случае Чико наверняка захочет позабавиться с вашей милой приятельницей, прежде чем мы её устраним. Вряд ли следует на него обижаться. Если же вы подчинитесь, мы пристрелим её первой, даю честное слово. — Он улыбнулся. — Если уж не остается ничего другого, по меньшей мере, это облегчит вашу совесть.
