Кремена встрепенулась от радости, наивно и немедля поверив, что этот добрый богатырь передаст привет Алеше.
Весь путь до дома Кремена промечтала. Ей представилось: Алеша вернется и будет их свадьба. Начнут ее, как у всех людей, в среду. Заиграют на улице свирели и волынки. Взявшись за руки, будут вести девушки и юноши хоро, то и дело вскрикивая «их-у-у-у!».
Потом отец раздаст всем ломти от аршинного каравая, намазанного медом, и разольет вино.
Через два дня подружки Кремены станут в их избе сеять над корытом муку, пропуская ее через три сита и напевая:
— Где увидела молодца, Кремена?
— Увидела возле Дуная:
Я одежду стирала, он коня поил!
Он мне понравился, и я его полюбила.
Обсыплют Кремену мукой.
И вот примчится на коне ее донской казак, остановит взмыленного Быстреца у калитки, соскочит наземь. Крестный отец Кремены введет Алешу в дом, и они возьмут друг друга за мизинцы, Алеша — правой руки, а она — левой.
У Кремены даже сердце зашлось от счастья, так ясно представила она эту минуту. Но здесь же возникла мысль об отце: «Как же я оставлю его? А может быть, Алеша у нас поселится? Или мы с отцом на Дон поедем? Нет-нет, это все я придумала…».
Вдруг пошел летучий дождь, прямой, как натянутые струны. И сразу все вокруг оживилось, посветлело. Одежда прилипла к телу Кремены, приятно холодила его. Дождь тоже был к счастью, обещал его…
… Верещагин, войдя в дом, достал альбом и набросал портрет Кремены. Она — сама юная, новая Болгария. Сильная и нежная. Чистая и доверчивая.
* * *
Узкие улицы на подступах к госпиталю заставлены обозами. Тяжелораненые обмотаны окровавленным тряпьем, покорно лежат на соломе, ожидая, когда их внесут в палаты. Не в пример бухарестскому госпиталю, здесь стоит устойчивый запах лекарств, пота, гниющего мяса, грязного белья, брандахлыста, как назвали раненые бурду, выдаваемую им в обед на первое, тот удручающий тяжелый запах, что сам по себе вызывает у страдальца, попадающего сюда, подавленность, мысль о своей обреченности.
А бесчисленные лубки на руках, ногах, вид искалеченных тел, хрипы пробитых легких придают мыслям еще большую мрачность.
Чернявская разыскала начальника госпиталя, представилась ему и подала письмо Склифосовского.
Начальник — седой подполковник с невыспавшимися глазами, — прочитав письмо, сказал:
— Мы вскоре ждем сюда и самого профессора. Считайте, что вы приняты.
— Можно сегодня же приступить?
— Даже сейчас… Комнату мы вам выделим в этом же здании.
