— Почему именно верблюды? — спросила она как-то. Василий Васильевич смешливо прищурил глаза:
— Моя бабушка из рода воинственных татарских князей на Кавказе в приданое получила верблюдов.
…Что, если бы сейчас пришел Василий Васильевич? Это было бы счастьем… Александра Аполлоновна отпрянула от подобной мысли, осуждая себя. «Нет-нет, глупая женщина. Он просто хорошо к тебе относится, как к своей спасительнице. Хотя, что особенного она сделала? Только выполняла свой долг. Но сказали бы: „Отдай ему свою кровь, свою жизнь“, ни секунды не задумываясь, отдала бы… Надо расстаться, и чем скорее, тем лучше».
С этой мыслью Чернявская, наконец, уснула.
* * *
Утром, позавтракав, Александра Аполлоновна отправилась в госпиталь, пообещав Верещагину к двенадцати часам возвратиться — попрощаться.
Оставшись один, Василий Васильевич вышел на порог дома. В ближайшей деревне осатанело перекликались петухи. В соседнем дворе висели на стене сургучно-красные стручки перца, стояли кадки с кактусами, растопырившими свои колючие пальцы.
Возле дома с навесом на тонких гладких опорах сидела немолодая женщина и что-то вязала.
В ворота этого дома вошла высокая девушка-болгарка с корзиной, доверху наполненной сияющими помидорами, и очень скоро вышла с пустой корзиной.
— Здравейте, — приветливо сказал ей Верещагин.
Девушка безбоязненно улыбнулась, сверкнув жемчужной подковой зубов:
— Здравейте… Добър ден!
Этот бородатый человек почему-то сразу расположил Кремону к себе. На груди у него белый, с золотым ободком, крестик, на нем — скачущий конь. Алеша говорил, такой выдают на войне за храбрость. Глаза у человека пытливые, глядят серьезно, но и отечески-ласково.
Верещагин невольно залюбовался девушкой. Удивительное сочетание силы и нежности. Рослая, грубоватые руки, сильные стройные ноги, широкие плечи. И вместе с тем — нежная кожа лица, красивая шея, золотистый каскад волос, женственность улыбки. Алым расшиты по краям рукава белоснежной блузы, на ногах в постолах алые чулки, в крохотных ушах полукруглые бирюзовые висюльки.
— Как името, красавица? — мягко спросил Верещагин.
Она подняла на него зеленовато-серые глаза, цвета грецкого ореха в пору его дозревания:
— Кремена…
— Добре. Казвам се Василий Васильевич, — представился он и хитровато сузил глаза — Жениха на фронте нет?.. Другар… Войник?
— Другар… Казак Алъоша. Дон… — покраснев до слез, призналась Кремена и еще больше похорошела.
— Вот как? — удивился Верещагин. — Передам поздрав. На войне всяко бывает, — серьезно добавил он.
