— Подруга…
Очнулся.
— Ну что тебе?
— Воды…
— Обойдешься.
Он повозил головой по тряпью, вздохнул поглубже и раскашлялся. В груди у него хрипело и хлопало.
Человек кашлял, брызгая себе на подбородок розовой пеной, а я сидела и думала — что за хилые твари, эти смертные. Вот этот, например. Ткнули его чем-то острым в грудь — и пожалуйста, человека нет, есть пища для червей. И чего болтал "будь здорова, будь здорова"?.. Себя бы поберег, доброжелатель убогий.
Потом человек лежал, закрыв глаза. Отдыхал. Темные с проседью волосы облепили ему лицо. Пена сохла, пепельной коркой стягивая губы. Больная плоть щедро лучила в ночь напряженный неистовый жар. Я даже видела этот жар — красноватым маревом, ореолом, окутывающим тело. Его дыхание пахло кровью. Человечьей кровью, сладкой, терпкой, пьяной. У меня жгло под языком.
— Темно, — он отдышался и теперь снова смотрел на меня. — Где… эти?
— Ушли.
— А ты?
— А я тебя сторожу. Чтоб не украл никто.
В темных глазах человека дрожало пламя. Он смотрел и смотрел, и я отвела взгляд. Не люблю играть в гляделки, пропасть их побери.
— Я умираю? — спросил человек.
— Да.
— Ты посидишь со мной?
Я не ответила.
Пропасть.
Пропасть.
Поерзала задом по полу, подтянула колени к груди, обняла их. Левое, искусанное, распухло и нудно болело. Болел измочаленный живот. Болела рука. И ухо тоже. Пропасть.
— Подруга, — не унимался человек. — Как звать-то тебя?
— Не твое дело.
— Это… не имя.
— Кайрэ. Кайрэ меня зовут.
— А меня Юго.
— Да знаю я.
— Меня в детстве… обзывали. Юго, Юго, ревет как белуга…
Я фыркнула.
Помолчали.
— А у Юго есть подруга, — пробормотал человек после долгой паузы. — У нее когтей… до черта.
Закрыл глаза и заткнулся, наконец.
Он умер перед рассветом, когда петухи прокричали второй раз. Я, конечно, могла бы его поторопить, да только к этому моменту мне все было едино. Когда он перестал дышать, я натянула одеяло ему на лицо, кое-как поднялась и поковыляла к выходу.
На всплывшее к потолку слабо сияющее пятно я и не взглянула. Еще чего. Сказала только, пнув перевернутую жаровню:
— Пока не рассветет, не вздумай высовываться.
Он не ответил, конечно. Может, и не услышал, а если услышал, то не понял. Впрочем, меня это уже не интересовало. Он сейчас соображает меньше воздушного шарика.
Пропасть.
Все тело затекло и онемело. Ерунда. Теперь я нескоро хоть что-нибудь почувствую.
Буря улеглась, холодный воздух пах снегом и солью. В прорывах туч поблескивали звезды, земля внизу осторожно переводила дыхание. Я летела одна в пустом небе.
