Он снова принялся нажимать кнопки, называя каждую цифру вслух, и когда нажал последнюю, Марти воскликнула:
— Вот именно!
На сей раз он выждал шестнадцать гудков, прежде чем нажать отбой.
— Ее нет дома.
— Но она должна быть там. Она никогда никуда не выходит без меня.
— Может быть, она в душе?
— И не включила автоответчик?
— Нет. Я попробую еще, немного попозже.
Умиротворенная валиумом, Марти выглядела задумчивой, возможно, даже обеспокоенной, но не волновалась.
Заменяя наполненную мензурку последним пустым пузырьком, Кенни Фан объявил:
— Еще один для моей личной коллекции.
Марти рассмеялась, и на этот раз за ее смехом не чувствовалось никакого потрясения, вызванного темными эмоциями.
Несмотря на обстоятельства, Дасти почувствовал себя так, словно нормальная жизнь могла вот-вот оказаться на расстоянии вытянутой руки, словно вернуть ее намного легче, чем он представлял себе в самые мрачные моменты из минувших четырнадцати часов.
Когда Кенни Фан наклеивал на точку, оставшуюся после иглы, маленький пластырь с изображением Динозавра Барни, сотовый телефон Дасти зазвонил. Дженнифер, секретарь доктора Аримана, сообщила, что психиатр сможет изменить свой график второй половины дня и примет их в тринадцать тридцать.
— Хоть что-то хорошее, — с явным облегчением сказала Марти, когда Дасти сообщил ей новость.
— Да.
Дасти также почувствовал облегчение. Это было удивительно, учитывая то, что, если проблема Марти была психологической, вероятность быстрого и полного излечения могла быть куда меньше, чем в том случае, если болезнь имела полностью физическую причину. Он никогда не встречался с доктором Марком Ариманом, и все же после звонка секретаря психиатра в нем разгорелось теплое умиротворяющее пламя, разлилось ощущение безопасности, что также было любопытной и удивительной реакцией.
Если проблема не чисто медицинская, то Ариман должен знать, что делать. Он должен быть в состоянии раскрыть корни беспокойства Марти.
Несогласие Дасти полностью доверять экспертам любого сорта было почти патологическим, и он первый отдавал себе в этом отчет. И теперь он был несколько встревожен тем, что в нем поселилась такая упорная надежда на доктора Аримана, на то, что тот со всеми его учеными званиями, профессиональными бестселлерами и громкой репутацией окажется наделенным чуть ли не волшебной способностью расставить вещи по местам.
Судя по всему, он все-таки куда ближе к среднему простофиле, чем ему всегда хотелось считать. Когда всё, о чем он беспокоился больше всего — Марти и их совместная жизнь, — оказалось в опасности, а его собственных знаний и здравого смысла было недостаточно для того, чтобы решить проблему, тогда он в своем унизительном испуге обратился к экспертам не просто с прагматической потребностью в надежде, но с чем-то, неуютно приближающимся к вере.
