Втиснувшись в угол, чтобы как можно сильнее ограничить возможность действий, если вдруг ею вновь овладеет стремление к убийству, Марти стояла, скрестив руки на груди и зажав кулаки под мышками.
— Но почему ты не сказал мне об этом вчера вечером? Бедный Скит опять оказался в лечебнице, а я до сих пор ничего об этом не знала.
— У тебя было достаточно своих забот, — ответил Дасти, копаясь под аккуратно сложенной одеждой в нижнем ящике комода, настолько простого, что можно было подумать: тот, кто его делал, руководствовался строгими религиозными принципами, согласно которым мебель в функциональном стиле Шейкера была до греховности вычурной.
— Что ты ищешь? Его запасы зелья?
— Нет. Если у него осталось хоть что-то из наркотиков, то потребуются целые часы для того, чтобы их разыскать. Я ищу… Видишь ли, я сам не знаю, что ищу.
— Нам нужно через сорок минут быть у доктора Клостермана.
— У нас еще полно времени, — ответил Дасти, переходя к следующему ящику.
— Он что, пришел на работу, накачавшись?
— Да. И спрыгнул с крыши дома Соренсонов.
— Боже мой! Он сильно разбился?
— Нисколько.
— Совсем нисколько?
— Это длинная история, — уклонился Дасти, выдвигая верхний ящик комода.
Он совершенно не собирался сообщать ей, что свалился с крыши вместе со Скитом, по крайней мере сейчас, когда она пребывала в таком состоянии.
— Ты что-то скрываешь от меня! — заявила Марти.
— Ничего не скрываю.
— Тогда о чем ты умалчиваешь?
— Марти, давай не будем заниматься играми с семантикой, ладно?
— В такие моменты становится совершенно ясно, что ты сын Тревора Пенна Родса.
— Там было невысоко, — пояснил Дасти, задвигая последний ящик комода. — Я ни о чем не умалчиваю.
— От чего ты меня защищаешь?
— Полагаю, то, что я разыскиваю, — сказал Дасти вместо ответа, — окажется свидетельством того, что Скит помешался на каком-то религиозном культе.
Поскольку он уже обыскал единственную тумбочку и внимательно посмотрел под кроватью, Дасти перешел в маленькую, чистенькую и совершенно белую ванную. Там он открыл аптечку и быстро просмотрел ее содержимое.
Марти обеспокоенным и требовательным тоном спросила из спальни:
— Ты не подскажешь, чем бы таким я могла здесь заняться?
— Может быть, поисками топора?
— Ублюдок.
— Мы уже ходили по этой дорожке.
— Да, но она длинная.
Выйдя из ванной, он увидел, что она вся дрожит. Лицо ее было таким же бледным, как те создания, которые живут под камнями, — хотя, конечно, Марти была гораздо симпатичнее всяких многоножек.
