А в последнее время она надевала простые белые трусики. Утверждение ее невинности. Отказ признать себя падшей или оскверненной независимо от того, что он делал с нею.
* * *
Дасти был обеспокоен вялостью, которая внезапно навалилась на Марти. Она говорила о том, что смертельно устала, однако при взгляде со стороны ее поведение соответствовало не столько утомлению, сколько глубокой депрессии.
Она двигалась вяло, но не с той неуклюжестью, которая присуща физически вымотанному человеку, а с мрачным и целеустремленным упорством человека, сгибающегося под непосильной тяжестью. Ее лицо словно окаменело, углы рта и глаз напряглись, а не расслабились, как это бывает при переутомлении.
Марти всегда была почти фанатичкой, когда дело касалось ухода за зубами, но этим вечером она не пожелала чистить зубы. Впервые за три года их супружеской жизни.
Каждый вечер на памяти Дасти Марти мыла лицо и протирала кожу увлажняющим лосьоном. Расчесывала волосы. Но не сегодня.
Не выполнив ни одного из своих вечерних ритуалов, она легла спать полностью одетой.
Когда Дасти понял, что она не собирается раздеваться, он развязал шнурки и разул ее. Снял носки. Стащил джинсы. Она не сопротивлялась, но и не помогала ему.
Снять с Марти блузку было гораздо труднее, тем более что она лежала на боку, поджав колени и скрестив руки на груди. Поэтому, оставив жену полуодетой, Дасти накинул ей на плечи одеяло, погладил по голове, отведя волосы с лица, и поцеловал в бровь.
Ее веки дрогнули, но в глазах было какое-то застывшее и в то же время обостренное выражение, какого не бывает при обычной усталости.
— Не покидай меня, — с тоской в голосе сказала она.
— Ни за что.
— Не доверяй мне.
— Но я не могу.
— Не спи.
— Марти…
— Пообещай мне, что не будешь спать.
— Хорошо.
— Обещай.
— Обещаю.
— Потому что я могу убить тебя, пока ты спишь, — сказала Марти и закрыла глаза. Их цвет, казалось, изменился с васильково-синего на зеленовато-голубой, а за мгновение до того, как веки сомкнулись, глаза стали пурпурно-серыми.
Он стоял рядом, глядя на жену, боясь не ее предупреждения, не за себя, а за нее.
— Сьюзен, — пробормотала она.
— А как дела у нее?
— Только что вспомнила. Я не рассказала тебе о Сьюзен. Странные дела. Я должна позвонить ей.
— Ты можешь позвонить ей утром.
— Каким же другом я тогда окажусь? — неуверенно возразила Марти.
— Она поймет. А теперь отдыхай. Просто отдыхай.
Уже через несколько минут Марти, казалось, уснула. Ее губы приоткрылись, она тихо дышала ртом. Тревожные морщинки в уголках глаз разгладились.
