Корни и побеги (Изгой). Книга 2 | страница 91
Будто услышав, Владимир приподнялся, ухватив её за руку, и повинился:
- Прости, не хотелось тебя будить, когда уходил. Думал, что не задержусь, а получилось по-другому.
- Что случилось-то? – тут же спросила она, не сдержав любопытства и уже понимая, что союз их пока нерушим.
- Вот, - Владимир вытащил из одного нагрудного кармана рассыпавшиеся по кровати деньги. Там осталось ещё, по его расчётам, порядка трёх тысяч рублей. – Заработал, - и стал плести экспромтом легенду, которая на удивление и, наверное, благодаря винным дрожжам внезапно созрела в замутнённой голове, и выглядела вполне правдоподобной. – Встретил вчера утром такого же, как я, разговорились. Он шёл на работу, на железнодорожные склады, меня пригласил, говорит, хорошо платят на разгрузке продуктовых вагонов. Я и пошёл – деньги-то нужны, правда?
Она в этом не сомневалась.
- Попался срочный груз, - кое-как выдумывал не привыкший ко лжи Владимир, - пришлось работать день и ночь. А сегодня утром, как полагается, обмыли, - он уже с удовольствием, как знаток процесса, произнёс запомнившееся новое русское слово. – Не спал, не ел, хочу того и другого. А ещё больше – поцеловать тебя, - и, пьяно качнувшись, потянулся к ней, радуясь складному вранью.
- Отстань, противный, - отстранилась довольная Марина, веря ему, поскольку так удобнее и потому, что видела кучу денег.
- Возьми все, - разрешил щедрый грузчик. – Я немного посплю, а ты купи поесть, что хочется, не жалей их, ещё будут. Хорошо?
- Ладно, дрыхни, - согласилась подруга, смилостивившаяся и простившая пьянчугу за непредвиденное ночное отсутствие. Она забрала деньги, помогла Владимиру раздеться, уложила под одеяло, подоткнув со всех сторон, чмокнула в пахнущие губы и холодную щёку и ушла, соображая, на что потратить неожиданно свалившуюся кучу денег и сколько из этой кучи заначить.
Вечером по случаю свалившихся с неба денег женщины решили устроить превеликий жор, естественно, с выпивкой. Не только деньги были тому причиной, но и главным образом возвращение блудного любовника. Больше всех радовался не избалованный домашними праздниками муж тёти Маши, готовно и бестолково суетящийся под незлобивые окрики слаженно действующих устроительниц у их подолов и зарабатывающий тем самым достойное место за столом. Сквозь пьяный сон и болезненную дремоту Владимир слышал постоянное шарканье ног, стук дверей, паденье дров, звяканье посуды и возбуждённые переговоры троицы, дружно занятой приготовлением всего того, что предстояло съесть. Женщины, старая и молодая, окончательно спелись, и в их перемолвках слышались взаимопонятливость и – согласие. И даже мужику доставались не только сердитые окрики, но и прощающие насмешливые понукания и укоризны, без которых нельзя держать мужа в доме. Когда шум надоедал, взламывая трещавшую голову, Владимир непроизвольно стонал, и над ним тотчас же склонялась Марина и поила, как самого дорогого больного, каким-то холодным целебным взваром, от которого и от её прохладных рук, трогающих лоб, становилось легче. Он снова припадал щекой к горячей подушке, ворочался, то засыпая, то качаясь между сном и явью и не находя удобного положения для освинцованной головы. В конце концов, пересилив слабость, поднялся и, не одеваясь, пошатываясь, выбрался во двор к колодцу и уселся там, на лавочку рядом с ведром. Прохладный порывистый вечерний ветерок действовал лучше всякого взвара. Голова стала медленно проясняться, и он зарёкся впредь пить по-русски, на опыте познав свой предел – одна поллитровка. И, вспоминая о ней, вздрагивал, тошнота подступала к горлу, вызывая потливость верхней части груди, шеи, лица.