На выходе горячо поблагодарил деда Водяного за пригодившиеся советы и дал ему целых 100 рублей чаевых. Тот принял, поняв назначение денег буквально, обещал этот чай купить, заварить по собственному рецепту и напоить хорошего человека, когда тот придёт на работу.
- 7 –
От удачи и поднявшегося настроения очень захотелось есть или, хотя бы, промочить чем-нибудь тонизирующим горло, но ни одного ресторана или пивной не попадалось, будто их вообще в городе не было. Не выдержав, Владимир спросил, наконец, у молодой женщины с авоськой, в которой она несла картошку, лук, морковь и ещё что-то, завёрнутое в промасленную газету, где можно пообедать. Та остановилась, с облегчением опустив авоську у ног, улыбнулась молодому симпатичному офицеру.
- Пойдём, накормлю, - предложила просто.
Владимир, конечно, не воспринял её приглашения всерьёз – дома такое исключено – и потому ответил:
- С удовольствием.
- Отрабатывать будешь, - пригрозила кормилица.
Двоякий смысл простого ответа смутил: кто их знает, этих русских, особенно женщин, может, и не шутит, потому с ответом слегка замешкался:
- Согласен, но….
Женщина засмеялась удовлетворённо, добившись смущения парня, и, не дослушав, подняла сумку.
- Испугался? – Объяснила дорогу: - За угол зайди – через улицу будет столовая. Жалко, что не по пути, хоть бы помог. А кормить у меня есть кого.
Владимир, глядя на её согнутую спину и опущенную голову, не поверил. Может, догнать? И разом решить вызревающую проблему с жильём и Мариной? Но он даже и попытки не сделал, зная, что не сможет сразу, сегодня, уйти из дома Ксении Аркадьевны и обидеть её этим ещё больше, больнее, чем никчемной связью с Мариной. Чем чаще он сталкивался с русскими женщинами, тем больше они ему нравились: в них совсем не было отталкивающей деловитости и самомнения немецких женщин. Они были открыты, доброжелательны и доверчивы, в каждой из них, даже в самой молоденькой, больше ощущалась мать или сестра, чем временный партнёр, подруга или спутница жизни. Немецкая женщина требует поклонения, русская – доброты и любви. К первой немыслимо обратиться с горем или неудачей, сразу можно потерять уважение да и её в целом, ко второй – так и тянет поделиться печалью, сокровенным, повиниться или просто поплакаться. Так думал он, обуреваемый от успеха сентиментальностью и симпатией к другой половине славянского рода.
Столовую – так, очевидно, назывались здесь дешёвые рестораны – он нашёл больше по запаху, чем по вывеске, которая была совсем незаметной: название без всякой рекламы. Зато из открытых дверей, завешанных захватанными посередине серыми сатиновыми занавесями, несло таким букетом кислых запахов еды, что Владимир почувствовал их задолго до того, как прочитал вывеску.
