В доме пахло торжеством, колыхались запахи времен Миши. Блюдо фаршированной рыбы не вместилось в холодильник. Костер хрустиков с ванилью вздымался на шкафу к потолку.
Никуда не хотелось уходить от Ревеккиной мягкости, от предпраздничного волнения, от хозяйской уверенности в полном предпраздничном порядке. Но следовало все же созвать гостей.
Первым делом он явился к сестре. Пришел, расселся, как всегда, посредине комнаты — руки в карманах.
Здесь тоже празднично было до чрезвычайности. Сама одета не по-домашнему, с маникюром. Соседская девочка и рыжий котенок резвились на диване, устраивали беспорядок, и сестра поминутно поправляла за ними сбитые бархатные подушки. Пело радио. Передавали пионерские песни. В открытое окно из открытых же окон мореходного училища через улицу можно было слушать лекции по навигации и механике, потом влетело отточенное, блестящее «Здравия желаем!». По их старинной улице с кариатидами и картушами, и вензелями на фасадах вдруг пошли одна за другой тяжелые машины, груженные свежим, похоже еще горячим кирпичом. Непрерывно, с соблюдением точного графика времени они допотопно взвывали под окнами, набирая скорость после поворота. Пахло выхлопными газами и волнующей близостью большого строительства.
— Ты его видел? Он приходил к тебе? Как ты нашел его? — звонко допытывалась сестра.
— Американец! — воскликнул он и приподнял плечо, как бы показывая, что совсем не остроумно быть американцем. — Он явился чуть свет, мы только встали! — И приподнял другое плечо, как бы показывая, что на всем земном шаре только американец может явиться в дом в неурочное время. — Я удивился: кто в такую рань? Смотрю, Гришка из Америки!
Они расхохотались. Действительно, кого не потрясет — открываешь дверь, а перед тобой Гришка прямым ходом из Америки.
— Он хочет, — продолжал Саул Исаакович после того, как распрямил пальцами морщины, чтобы вытереть слезы одолевшего смеха, — он просит, чтобы я проводил его к Моне, ему одному… — опять захлебнулся смехом Саул Исаакович, — страшно!.. — наконец проговорил он.
— Его надо понять, Суля! — взрываясь новым приступом хохота вскричала Мария Исааковна. — Постарайся войти в его положение!..
Саул Исаакович перевел дыхание, опять вытер взмокшее от слез лицо и сказал, готовый с этой секунды вести разговор солидно — ему предстояло пригласить сестру на вечер, а это значило примирить ее с Ревеккой, то есть повести дело деликатно и хитро.
